Пока что мои достижения невелики: содержательная беседа о куропатках и несостоявшаяся поездка в Гебекли-Тепе. Но у нас есть фиксер, Эгемен. От фиксера может зависеть успех всего предприятия, однако чтобы понять, плох он или хорош, надо проверить его в работе. По-другому – никак. Проблема в том, что не всякий местный ориентируется на местности. И даже если тебе попадется кто-то действительно знающий, все равно может тебя подвести, потому что он собирается разводиться, или переезжает, или у его брата обнаружили рак, – и в итоге тебя убьют.

Я спрашиваю Эгемена, знает ли он кого-нибудь в местном антикварном бизнесе. Нет, он не знает. Есть ли у него знакомые из местных археологов? Нет, таких знакомых у него нет. Есть ли у него связи в местной полиции? Нет, таких связей нет. Может ли он свести меня с кем-то из местного преступного мира? Нет, он не может. Знает ли он места, где собираются темные личности. Его глаза загораются.

– Я могу отвести вас в бар, где много-много незаконопослушных людей. Но для вас это опасно.

– За нас можешь не беспокоиться.

Мы все идем в бар под названием «Солдат удачи». Снаружи это унылое, явно не преуспевающее заведение. Кирпичные стены испещрены выбоинами, как будто от пуль. Над замызганной дверью – вывеска, расписанная от руки: улыбающийся скелет в бандане размахивает противотанковым гранатометом. Семтекс хватает меня за локоть.

– Думаешь, это хорошая мысль?

– А есть варианты?

– Ладно. Сейчас мы войдем. Возьмем себе выпить. По одной порции. Ты заплатишь. Ты заплатишь, и если возникнут проблемы, любые проблемы, ты разбираешься сам. Я тебя не прикрываю.

Заходим внутрь. Внутри все не так, как снаружи. Никаких одноногих, покрытых шрамами ветеранов бессчетных войн, с горечью глядящих в свои кружки с пивом. Хорошо освещенный, стильно обставленный клуб. Модно одетая молодежь, зависающая в телефонах. Военная тема присутствует в виде маскировочных сеток на стенах и фотографий вертолетов и танков. У них весьма впечатляющий список коктейлей с тематическими названиями: «Штыковая атака», «Пулемет Ататюрка». Если кто-то из здешних клиентов и нарушает закон, то исключительно в плане случайных ошибок в налоговой декларации.

Спрашиваю у Эгемена:

– И где обещанные плохие парни?

– Их здесь нет.

Почти в шутку мы интересуемся у присутствующих, не продают ли они краденый антиквариат. Они вызывают полицию. Они действительно вызывают полицию, и полиция действительно приезжает.

Ты не можешь считаться настоящим документалистом, крутым международным корреспондентом, если тебя хоть однажды не депортировали из страны. Причем депортация, скажем, из Северной Кореи не считается. Или из Саудовской Аравии. Из Северной Кореи могут выслать любого; на самом деле, надо как следует постараться, чтобы тебя оттуда не выслали. Но если тебя высылают, например, из Финляндии, это уже кое-что. Эдисону это удалось.

Я уже прикидываю варианты: нас отправят собирать чемоданы или все можно будет решить с помощью подкупа должностных лиц, – но полицейские на удивление дружелюбны. Я предсказываю результат футбольного матча «Фенербахче» – «Галатасарай», идущего по телику в прямом эфире, и получаю восхищенный хлопок по спине за спрогнозированный гол в добавленное время. Перед тем как уйти, главный коп говорит, что он не должен этого делать, но поскольку теперь мы друзья, он может дать мне контакты одного контрабандиста, чисто по-дружески, по секрету. Только между нами.

Эгемен смущается еще больше обычного.

– Он говорит, что тот человек… Это трудно перевести.

Да, действительно. Переводить с одного языка на другой с сохранением точного смысла бывает непросто. Смысл теряется даже тогда, когда все говорят на одном языке. Помню, был один случай. Тот редкий случай, когда я познакомился в клубе с красивой девчонкой и она согласилась со мной танцевать. У нее были совершенно роскошные ноги, и она смеялась над моими шутками. Все шло к тому, что ночь будет длинной и бурной, но девчонка внезапно ушла, холодно попрощавшись. Вики, который ухлестывал за ее коренастой подругой, потом мне сказал: «Ее подруга говорила, что ты ей понравился, и она бы тебе дала, но потом ты заявил, что у нее ноги, как у потного восточногерманского толкателя ядра. Вечно ты все испортишь».

Я был озадачен, потому что ничего такого я не говорил. Зачем бы я стал такое говорить? Потом вспомнил, что восхитился ее ногами и сказал, что они как у атлета, имея в виду: стройные, крепкие, соблазнительные. Я говорю «хороший», ты слышишь «плохой».

Эгемен озирается по сторонам, словно надеясь, что кто-то поднимет табличку с правильным переводом.

– Он говорит… Он говорит, тот человек заставит самого дьявола надеть смешные штаны.

– Он что, комик?

– Нет, он больше дьявол, чем сам дьявол.

– Не понимаю, что это значит.

– Он умнее, чем дьявол.

– Мне не нужны умные дьяволы, мне нужны злобные дьяволы.

Полицейский добавляет что-то еще.

– Он говорит, тот человек – сын всего, что есть в мире недоброго.

– Это уже ближе к истине. – Я обращаюсь к полицейскому: – Шалки.

«Шалки», как я понимаю, турецкое слово, означающее «хорошо». Я его употребляю, чтобы показать, как я люблю иностранные языки, и как высоко я ценю турецкую культуру, и как глубоко я в нее погружен. Обменявшись рукопожатием, мы расходимся, очень довольные друг другом.

Разумеется, рекомендованный дилер – это тот самый Дженк, чей контрабандный товар я везу в Лондон, стало быть, мы возвращаемся на клетку «Старт». Да, есть искушение его снять, но это чревато последствиями.

– Мы разве не едем к тому человеку? – спрашивает Эгемен.

– Это типичная ошибка всех новичков, Эгемен. Нельзя верить всему, что говорит полиция. Тебе еще многому надо учиться. На самом деле, ты должен доплачивать мне за науку. Это ловушка.

Мы заходим в ближайший бар. Мужик за соседним столом говорит по-английски и интересуется, кто мы и откуда.

– Из Лондона? Я как раз еду в Лондон, – говорит он. – Везу на продажу вещички из Сирии. Они… – Он изображает пантомимой, как будто хватает что-то со стола и кладет к себе в карман. – Конфискованы?

Я прошу Эгемена подтвердить, что наш новый знакомый действительно везет в Лондон украденный антиквариат. Да, так и есть. Он также готов дать интервью. У него с собой две цилиндрических печати с клинописными надписями, которые он нам показывает. Мне кажется, он искренне не понимает, что его деятельность может вызвать неодобрение окружающих. И, разумеется, есть одно «но». Через полчаса он уезжает из города.

Я умоляю его задержаться. Намекаю на небольшое вознаграждение. Он говорит, что с удовольствием остался бы с нами, но у него назначена важная встреча в одном элитном борделе, куда теперь просто так не попасть, потому что сотрудники британской разведки забронировали все места на полгода вперед. Мы мчимся в отель и хватаем камеру. На обратном пути такси ломается. Когда мы все-таки доезжаем до бара, нашего контрабандиста, естественно, уже нет.