— Почему худшее? — изумился он. — Это как раз весьма приятно, и побахвалиться можно…

— Так я и думал, — сказал я. — Уже начали? Теперь рассказывайте о делах. Все подряд.

Он начал загибать пальцы, лицо стало задумчивым.

— Первое, это подготовка новобранцев… уже закончена, но из лагерей не выпускаем, продолжаем упражнять, хуже не будет. Второе, успешно перемешиваем как вартгенцев со скарляндцами, так и самих скарляндцев, чтобы в каждом отряде все из разных племен. Обоснование — мы все дети Христа. Третье, разрабатываются восемь новых рудников, а в старых работу перевели в три смены, как вы и велели, в связи с потребностями государства. По стране открыто сорок новых плавилен, двадцать оружейных и восемнадцать бронных… Хорошо, Гиллеберд и сам уделял этому весьма пристальное внимание. Видать, любил оружие.

— Он был милитаристом, — сказал строго, — и готовился к захватам соседних королевств! Но мы — гуманные демократы, никого захватывать не будем, только принесем туда демократию и либеральные ценности на остриях наших копий.

— Мы уже готовы!

— Бронных маловато, — сказал я строго, — нужно не меньше сотни! И оружейных около пятидесяти!

Он возразил:

— Топоры, копья, да и простые мечи неплохо делают и в кузницах, а их тьма! Оружейные — это для богатых. Как и бронные. Еще удалось принудить около сорока лордов допустить наших сборщиков налогов…

— Но еще остались?

Он вздохнул.

— Да. Самые могущественные… Теперь можно и про баб?

— Да, — согласился я, — как раз время. Только сперва соберите хорошую ударную группу примерно в сотню рыцарей и тысячу тяжелой конницы. Я сам проедусь и постараюсь убедить.

Он сказал предостерегающе:

— У лорда Кенкеля земель втрое больше, чем было у короля Гиллеберда. И армию может собрать втрое больше, чем ваша сотня рыцарей!

— Хорошо, — сказал я мирно, — поздравляю, сэр Вайтхолд, вы проявляете стратегическое мышление и не подхихикиваете своему лорду, и даже не поддакиваете, а прямо в глаза говорите, что он дурак и не прав…

Он охнул и сказал опасливо:

— Что, я это сказал вслух?

— Я это прочел в ваших хитрых честных глазах, — пояснил я. — И делаете это иносказательно. Так и поступлю, как вы деликатно намекиваете. Эти лорды, вы правы, понимают только силу.

— Причем, — заметил он, — грубую.

Я посмотрел зверем.

— А у меня какая?

— Чаще всего, — ответил он, — мягкая. Мягкая сила. Умные понимают и… лапки кверху. А дуракам нужно еще и дубиной по голове.

— Хорошо, — согласился я. — Будет и дубина. Сколько в окрестных лагерях народу?

— Тысяч по двадцать наберется, — сказал он с гордостью. — И еще тысяч сорок дальше к северу, там уже полностью укомплектованная армия, готовая к выступлению.

— А это не просто хорошо, — сказал я, — а прекрасно. Срочно вызовите сэра Рульфа. Пусть берет эту армию и ведет во владения лорда Кенкеля. И расположит вокруг замка так, чтобы и мышь не выскользнула. Нет-нет, никаких военных действий! Просто я осуществляю свои суверенные права. Если лорду не нравится, что делает его государь, он может громко и честно сказать об этом. Я всего лишь отберу у него все владения, а его немножко казню.

Он криво улыбнулся.

— Думаю, в этих случаях с остальными лордами разговаривать будет намного легче.

— Это и есть наша цель, — сказал я. — Дорогой друг, за вашу скромность я жалую вас придворной должностью камергера, а за мудрые советы — государственным постом министра. На ближайшем приеме оформим это официально, а пока можете заказывать новый костюм у портного и цепью со знаками отличия у моего придворного ювелира. Впрочем, я ему сам скажу, а то ваша скромность помешает вам носить цепь достоинством выше, чем гофмейстерская или гофмаршалья.

Он выпрямился, улыбка сошла с его жизнерадостного лица. Я с интересом наблюдал, как он мучительно размышляет, к добру это или к худу, в то время как любой заурядный придворный с жадностью хватал бы все высокие должности и титулы, совсем не задумываясь, справится ли.

— Ваше высочество, — спросил он наконец с великим сомнением, — а надо ли?

— Надо, — сообщил я. — Это же с вашей легкой руки во дворце появляются не только красивые молодые женщины из знатнейших земель… тут вам равных по усердию нет, но и музыканты, художники, скульпторы и декораторы… в общем, все то, чем успешные государи старательно украшают свои дворцы и владения. Потому и мы уже не завоеватели, а отцы-покровители военного ремесла и прочих искусств.

Он поклонился и молча слушал. Мне все больше кажется, что он наслаждается ролью церемонного секретаря могущественного владыки завоеванных земель.

— Барон, — сказал я, — а ведь наступает пора жатвы! Нашей. Или сбора камней.

— Камней?

— Это из Святого Писания, — сказал я.

Он ответил с достоинством:

— Я не читаю Ветхий Завет, а в Новом такого нет.

— Все-таки читали, — уличил я. — В общем, из Сен-Мари сюда прет долгожданная первая ударная и победоносная, ее размещаем… гм… но сперва мне на стол список лордов, которых не удалось нагнуть Гиллеберду. А также подробные сведения об их мощи, богатстве, связях, родстве, размере земель и толщине стен крепостей и замков. Нет, важнее высота.

Он ответил настороженно, но и с подъемом:

— Будет сделано.

— Когда?

— К ужину, — сказал он.

— Ого, — сказал я довольно. — Ужин вообще-то скоро!

— У меня почти все готово, — сообщил он. — Нужно просто свести все в один список для вашего удобства, а то кто знает, что вы пропустите… Вы же теперь такое, что и не выговоришь!

— Да, — сказал я довольно, — мудрецы бывает зело рассеянными. А еще собери Волсингейна, Саммерсета, Геллермна и прочих наиболее заметных и толковых военачальников.

— Что им сказать?

— Примут командование над турнедской армией, — сообщил я. — Вообще-то она не турнедская, но это так, для удобства. По месту расположения.

— А как называется вообще?

Я посмотрел на него строго и внушающе.

— Как может называться армия… ну… всеобщего народного энтузиазма и волеизъявления? Созданная, чтобы бдить и защищать наши демократические завоевания от соседей, что спят и видят?.. Самая гуманная в мире, самая терпимая, где есть место для выходцев из всех королевств, что готовы защищать и бдить…

Он напомнил:

— Вы это уже говорили, ваше высочество. Заработались, видать.

— Еще бы, — огрызнулся я. — С вами так и вообще!.. Зело, весьма зело! Даже обло и озорно, чтобы не сказать больше.