доверить самому Давиду, хотя он имел ее в виду, так как проливал много крови и вел большие войны». Новый протектор был слабым и ничтожным человеком, но масса народа была довольна тем, что ею, во всяком случае, управляет не солдат, не пуританин и не революционер. Ричард был известен своим мягким и «мирским» характером и считался в душе консерватором и даже роялистом. Его реакционность дала себя знать даже в Совете. Первейшим его делом было упразднить одну из величайших реформ О. Кромвеля и вернуться при созыве нового парламента (январь 1659 г.) к старой избирательной системе.

Еще сильнее почувствовалась она в тоне новой Палаты общин. Руководимые Вэном республиканцы при ловкой поддержке тайных роялистов горячо напали на систему О. Кромвеля. Самое жестокое нападение было произведено сэром Эшли Купером, дорсетширским дворянином, в междоусобной войне переходившим со стороны на сторону: он сражался сначала за короля, а потом за парламент, был членом Совета О. Кромвеля и недавно вышел из него. За ядовитым нападением на «его высочество плачевной памяти, при жизни отнявшего у вас свободу, а при смерти завещавшего вам рабство», последовали столь же яростные нападки на армию. «Она подчинила себе не только своих врагов, — сказал Купер, — но и хозяев, возвысивших и содержавших ее! Она покорила не только Шотландию и Ирландию, но и мятежную Англию, где раздавила враждебную ей партию сановников и законов». Армия не замедлила с ответом. Она уже потребовала назначения ее начальником солдата на место нового протектора, принявшего командование ею.

Тон совета офицеров стал теперь таким угрожающим, что Общины предписали отставить всех офицеров, которые не дадут обязательства не нарушать и не прерывать свободных заседании парламента». Ричард Кромвель приказал совету офицеров разойтись. Они ответили на на это требованием распустить парламент, и Ричард Кромвель вынужден был подчинится ему. Но целью армии все еще было обеспечить хорошее управление; поэтому она устранила нового протек юра, слабость которого теперь обнаружилась, решила примириться с партией республиканцев и вернуть «хвост» Общин, разогнанный ею в 1653 году. Из 160 членов, продолжавших заседать после смерти короля, вернулись на свои места и взялись за управление делами около 90; но продолжавшееся исключение членов, устраненных из Палаты в 1648 году, доказывало отсутствие настоящего намерения восстановить законное правление. Палата скоро пришла в столкновение с армией. Несмотря на Советы Вана она предложила преобразовать офицерский корпус, и хотя восстание роялистов в Чешире (август 1659 г.) на время сблизило враждовавших, но, как только опасность миновала, вражда возобновилась. Между тем в сердцах людей появилась новая надежда. Не только народ был утомлен военным господством, но наконец выявились признаки несогласия в армии, остававшейся непобедимой, пока она сохраняла единодушие. Войска, стоявшие в Ирландии и Шотландии, протестовали против действий своих товарищей в Англин, и Монк, начальник шотландской армии, грозил идти на Лондон и освободить парламент от их гнета.

Эти несогласия внушили Гэселригу и его единомышленникам смелую мысль потребовать лишения у Флитвуда и Ламберта их мест. Войска отвечали на это новым изгнанием парламента из Вестминстера и походом на север, навстречу армии Мойка. Переговоры дали последнему время собрать Конвент в Эдинбурге и запастись средствами и людьми. Его образ действий вызвал движение в Англии. Во всей стране произошел такой быстрый подъем духа, что армия была вынуждена отказаться от своего шага и снова созвать «хвост» Общин. Между тем Монк быстро приблизился к Колдстриму и перешел границу. По всей стране, подобно искре, пролетело требование «свободного парламента». Требование это было подхвачено не только Ферфаксом, поднявшим оружие в Йоркшире, но и флотом на Темзе и чернью, наполнявшей улицы Лондона; а Монк, одновременно расточавший «хвосту» заявления о своей преданности и принимав шип ходатайства о «свободном парламенте», вступил в Лондон без сопротивления. С этого момента восстановление Стюартов стало неизбежным. Армия все еще продолжала настаивать на сохранении своего «дела», но она была обманута лживыми заявлениями Монка и обессилена ловким рассеянием войска по стране.

По внушению Эшли Купера уцелевшие из членов, исключенных в 1648 году, вернулись в парламент и тотчас постановили распустить его и созвать новую Палату общин. Едва успела новая Палата, носившая название Конвента, принять «Лигу» и «ковенант», которые выявляли ее пресвитерианские устремления, а ее вожди только начали вырабатывать условия, на которых можно было допустить восстановление короля, как оказалось, что Монк ведет переговоры с изгнанным двором. Предъявление каких бы то ни было условий стало теперь невозможным, и взрыв народного восторга встретил Бредскую декларацию, в которой Карл II обещал всеобщее прощение, религиозную терпимость и удовлетворение армии. Конвент торжественно провозгласил, «что, согласно древним и основным законам королевства, управление находится и должно находиться в руках короля, лордов и Общин», и тем восстановил старую Конституцию. Короля тотчас пригласили вернуться в королевство; он высадился в Дувре и при криках огромной толпы прибыл в мае 1660 года в Уайтхолл. «Я сам виноват, заметил он с отличавшей его иронией, что не вернулся раньше: здесь все говорят, что всегда желали моего возвращения».

Пуританство, казалось, пало безвозвратно. Как политический опыт оно привело к полной неудаче и вызывало отвращение. Как религиозная система народной жизни оно породило сильнейший взрыв нравственного возмущения, когда-либо виданный Англией. И все-таки пуританство далеко не умерло; страдание и поражение только облагородили его. Лучше всего знакомит нас с настоящим характером пуританского влияния со времени падения пуританства рассмотрение двух великих произведений, от поколения к поколению передававших его лучшие и благороднейшие черты. С того времени и до настоящего самой популярной из всех духовных книг в Англии остается пуританская аллегория «Шествие паломника». Самой популярной из всех английских поэм всегда был пуританский эпос «Потерянный рай». В течение междоусобной войны Мильтон вел борьбу с пресвитерианами и роялистами, защищая свободу политическую и религиозную, свободу общественной жизни, свободу печати. Позже он стал секретарем протектора по иностранной переписке, несмотря на слепоту, вызванную непрестанными занятиями. При Реставрации он оказался предметом сильнейшей ненависти роялистов как автор «Защиты английского народа», оправдывавшей перед Европой казнь короля. Парламент приказал сжечь его книгу через палача, а сам Мильтон одно время содержался в тюрьме, и даже после освобождения фанатики-кавалеры постоянно грозили убить его. К неудаче его общественных стремлений присоединились личные несчастья: обанкротился нотариус, хранивший большую часть его состояния; затем лондонский пожар лишил его почти всего остального. Под старость он оказался совсем не богатым человеком и, чтобы существовать, вынужден был продать свою библиотеку.

Даже среди сектантов, разделявших его политические взгляды, Мильтон в религиозном отношении был одинок, так как постепенно отдалился от всех принятых форм