Горло сдавило спазмом, стало трудно дышать. Даже не знаю, как сумела заставить себя собраться и тряхнуть головой в требовании дать мне свободу.

— Отпусти, — выдохнула я сипло и сердито.

Злая усмешка сорвалась с его уст, но он всё же выполнил просьбу. Стоило его руке выскользнуть из моих волос, как я тут же подскочила на ноги и отступила от него. Но и он поднялся с пола.

— Ты… ты не запрещал мне общение с Итаном, — я тут же прикрыли глаза, поняв, какую выдала глупость.

— Я обозначил свои намерения, Джослин. Дал тебе свой брачный браслет, фактически заключил помолвку. Это уже означает, что я не одобрю… близость с другими мужиками, — он задохнулся от злости, глаза вспыхнули синим светом магии.

Кажется, он хотел выразиться более грубо. Но раз подбирает слова, значит, контролирует себя, что хорошо для меня. Есть надежда, что он не ударит, не станет насиловать. Великие Воды, как же он меня запугал. Я же вновь вся сжалась и дрожу, а только недавно бежала на бой с земляным червём. Но сражаться с духом легче, он угрожает только жизни, в случае неудачи всё завершится зараз, а Грант может обречь меня на долгую и мучительную жизнь безвольной куклы Совета, лишить свободы, личности, всех достижений. И чем больше я ему позволяю, тем обширнее его аппетиты.

— Не понимаю… чем ты думала, — он начал расхаживать из стороны в сторону, как в тот разговор с Итаном, свидетелем которого я стала благодаря своим способностям.

Тогда Грант заявил о нашей помолвке.

«Джослин свободна, разве нет?» — вспомнились слова Итана.

В этом вся проблема, я скована своей тайной со дня переворота. Именно она создала новые путы, которым держим меня Грант. И ничего не изменить, потому что я не способна изменить свою суть, избавиться от своего происхождения, этого проклятого дара. В моих руках сила, способная открыть путь куда угодно, возможно, уменьшить или даже закрыть Разлом, но она слаба, а я одна против всех, кто может пожелать получить себе этот дар, забыв о нуждах мира. Даже Итан… мне неизвестно, что он решит, если узнает мою тайну. Вдруг тоже захочет получить эту способность в свой род, использовать её в борьбе за власть. Я до ужаса боялась разочароваться в нём. Кажется, даже сильнее, чем разоблачения перед Советом. Если тот, кто стал мне столь дорог, предаст меня, не знаю, найдутся ли причины бороться дальше. В конце концов, ради чего тогда жить, в надежде на что? На выживание? Какой толк от такой жизни? Я мечтала о семье, любви, но пора признать, что для беглянки с редким даром это лишь эфемерные грёзы.    

— Ты будто не знал, что я люблю Итана, когда требовал развода! — перебила я Шейна, разозлившись на него, но в первую очередь на реалии собственной жизни.

Вот и прозвучало признание. Не знаю, хорошо или плохо, что Итан его не услышал. 

— А ты уверена, что это любовь и она взаимна? — жёстко и мрачно спросил он, опустив голову, отчего тени набежали на его лицо.

Вопрос так ярко резонировал с моими сомнениями, что я замешкалась с ответом.

— Это физиология, страсть, инстинкты, Джослин, — хлёстко продолжил он, сделав широкий шаг ко мне.

И снова я не сумела отступить, его руки легли на мои плечи, удерживая на месте.

— Ты ведь это знаешь. Чувствуешь и с ним, и… со мной, — Грант склонился ко мне, громко дыша, провёл носом от моего виска к макушке, взъерошил пальцами волосы. — Ты отрицаешь на словах, но тоже ощущаешь зов инстинктов.

Ощущала. Терпкий аромат мужчины проникал в мысли, будоражил на каком-то потаённом уровне. Но не настолько, чтобы подавить страх перед ним и отключить здравый смысл.

— В чистокровных он сильнее, во мне и в Итане, — продолжил Шейн, обдавая мою макушку злым дыханием. — Для Итана ты просто вкусная человечка. Он говорит чего хочет, и ты с радостью исполняешь его желания. Роль его подстилки тебе более приятна, чем законный брак со мной?

Громко вздохнув, я с силой толкнула Гранта в грудь, ладонь хлёстко налетела на его щеку. Гневно рассмеявшись, он коснулся покраснения на коже.

— Злишься? Потому что это правда, Джослин.

«А ты готова на это? Сможешь забыть о гордости?» — всплыл в памяти разговор с Итаном.  

Кажется, в этот момент я в полной мере поняла мать, осознала, насколько сложно отказаться от любимого. Доводы рассудка, осуждение общества, собственная гордость — всё теряет значение, когда он просто смотрит на тебя, улыбается, целует. Ужасно, больно, несправедливо. Но чувство взаимной любви не сравнить ни с чем, оно столь же прекрасно и всеобъемлюще, как и разрушительно. Чем выше и ярче полёт, тем опаснее падение.

— Да, — вздохнула я сокрушённо, а губы дёрнуло в нервной улыбке. — Теперь всё, сдашь меня Совету?

— Я думал, в тебе есть гордость. Видимо, ошибся, — хмыкнул он разочарованно, и несмотря на внутреннее принятие, его укол достиг цели. — Скоро объявят о помолвке Итана. Предполагаю, с Камиллой Моррис. Она свободна, и через неё можно напрямую выйти в Совет. Когда это произойдёт, ты либо надеваешь мой браслет, либо отдаёшь его, поняла? — и поддел пальцами мой подбородок, заставляя заглянуть в его глаза.

Я была так ошеломлена его заявлением, что не поняла смысла остальных слов.

Помолвка Итана…

А ведь только недавно при разговоре с Мелиссой я допускала эту мысль, но стоило ей обрести реальную угрозу, как только собранное из осколков сердце вновь зазвенело в преддверии разрушения. 

— Джослин, — позвал Грант.

— Что?

— После того как объявят помолвку Итана, я жду твой ответ, — повторил он. — Мне не нужна чужая подстилка, я хочу видеть в тебе жену. Поняла?

— Да, — тяжело сглотнув колючий ком тревог, подтвердила я.

Грант со вздохом стёр слезу с моей щеки. Даже не заметила, как заплакала.

— Отвечая на твоё обвинение, я видел, ты думаешь, — произнёс с нажимом на последнем слове, — что любишь Итана. Но пора приходить в себя, Джослин. И увидеть того, кто действительно готов поступиться многим ради тебя.

Несколько мгновений Шейн внимательно всматривался в моё лицо, потом склонился ко мне. Сухие и твёрдые губы коснулись моих. Я зажмурилась, пытаясь сдержать рыдания.

***