окном постепенно смеркалось, и небо расчертили алые полосы. Их цвет напомнил мне глаза Астарота. Воспоминание о ночи, проведенной с демоном, немного успокоило.

Мысленно я давно представляла, что сделала бы с одержимым кровавой луной оборотнем, возможно… я даже желала ему смерти.

Юро выжидающе смотрел на меня, и я вошла в библиотеку. Дверь со скрипом закрылась. Он оперся о нее и долго рассматривал меня, я же не замечала его умоляющего, жалобного, как у щенка, взгляда. Щенок, да, именно им он сейчас и был. Сущность волка спряталась глубоко, и если он вздумает показать ее, я не отвечаю за его жизнь.

– Слушаю тебя, – высокомерно сказала я.

– Прости меня. За несдержанность, за агрессию, за то, что не сумел обуздать своего зверя. Я понимаю, что это невозможно забыть, я бы и сам не смог простить.

– В таком случае, как ты смеешь просить прощения у меня? – я сверкнула глазами, не заметив, как белки и радужку заволокло тьмой, от чего оборотень вздрогнул, вжавшись спиной в дверь.

Он боялся. Я чувствовала это, слышала, как гулко бьется сердце в его груди. Мои чувства обострились, тьма растеклась по венам, и это было… приятно. Ощущение власти – стоит мне применить кровавые нити, потянуть за них, и тело оборотня упадет к моим ногам с перерезанным горлом. «Или отсеченными частями тела».

– Ты посмел наброситься на меня, попытался осквернить то, что не принадлежит и никогда не будет принадлежать тебе, – цедя каждое слово, говорила я. – Я никогда этого не забуду и не прощу, живи с этим осознанием до самой смерти и молись о том, чтобы она не наступила прямо сейчас.

Я раскрыла ладонь и размахнулась, как если бы собиралась дать ему пощечину, но вместо меня это сделала тьма. Между нами что-то просвистело, и в следующий миг оборотень охнул от боли, схватившись за щеку, между его пальцев потекли струйки крови.

Кончики моих ногтей почернели, на них остался след темной магии.

– Теперь убирайся, я хочу спокойно позаниматься, и больше не подходи ко мне.

В глазах Юро плескалась смесь страха и сожаления. Кивнув, он ушел, оставив на полу и двери кровавые следы. Сделав успокаивающий вдох, я щелкнула пальцами, и следы растворились. Остаток вечера я провела за книгами и зазубриванием схем, чертя их на листах бумаги.

Когда меня начало клонить в сон, я вздрогнула от пришедшей на ум идеи, как отомстить Юро. Удовлетвориться одной пощечиной я не могла, но было то, чему меня когда-то научил Малефикарум.

Вернувшись в комнату и покормив лиса, я призадумалась. «А не отправить ли его к матушке с отцом», —неудобств он не причинял, но во время ритуалов животное пугалось и забивалось под кровать.

Сейчас я собиралась провернуть свою месть, наслав на Юро чары, превращающие самый сладкий сон в кошмар.

Начертив на полу мелом специальную пентаграмму, я села в нее и зажгла перед собой толстую свечу. Ладони стало покалывать, я сосредоточилась, закрыв глаза и представив оборотня. Его лицо возникло перед моим внутренним взором, словно я находилась рядом с ним, дышала с ним одним воздухом. Я чувствовала, как его сон постепенно становится тревожным, как его пальцы стискивают одеяло, и он нервно дергается на подушке.

Юро снилось море, безмятежное и спокойное. Он шел по берегу босиком, волны накатывали на его ступни, как в наш первый день, когда мы были на тренировке у Вариуса.

Я брела позади, хищно улыбаясь и предвкушая то, что произойдет…

Тьма скользила за мной широким плащом, она расширялась, растекаясь в стороны, пока не заволокла все пространство.

Юро обернулся, увидел меня, и его глаза расширились от удивления. Он раскрыл руки и побежал ко мне на встречу, желая обнять. Я сделала то же самое, призывая его к себе, и когда мы поравнялись, я схватила оборотня за запястье и развернула к себе спиной.

Скользя ногтями по его затылку, широкой спине, опустившись на поясницу, я обняла его: положив одну руку на пресс, второй коснулась его плеча. Оборотень превратился в послушную марионетку, и я с легкостью могла делать с ним все, что захочу. Окружающее нас пространство обернулось ночной мглой, а тело Юро стало меняться.

Кожный покров постепенно растворялся, обнажая алую плоть мышц и сухожилий, пока и они, как кусочки одной мозаики, не исчезли, оставив нетронутой голову, кишки и голени.

Белоснежный и гладкий скелет туловища менял природную структуру. Кости искривлялись и округлялись, вытягиваясь в необходимую мне форму. Кишки растянулись сверху вниз, образовав струны, на которых мне предстояло играть, вспоминая материнские уроки.

Юро с ужасом и отвращением смотрел на себя ниже пояса, а затем повернул голову – я встретила его довольной улыбкой.

Из подушечек моих проколотых ногтями пальцев потянулись кровавые нити, превратившись в длинный, осязаемый смычок. Я провела им по превратившимся в гриф ребрам, взяв нужный аккорд на виолончели-скелете. Я заиграла на струнах-кишках, разливая во тьме ласкающую мой слух тягучую мелодию.

Из горла Юро вырвался хрип. Он скрипел клыками, кусая до крови губы, пока весь подбородок не обагрился ею, она стекала по шее вниз, окропляя белесые кости-инструмент. Его ноги вросли в песок, не позволяя пошевелиться, руки приросли к туловищу, образовав корпус виолончели.

Я чувствовала его панику, слышала незримое сердце, как быстро и гулко оно стучит, почти разрывая своим громом барабанные перепонки моего живого музыкального инструмента.

Я играла и играла, пока струны-кишки не лопнули, и Юро не выпал из моих рук на песок. Кости разломались пополам, и обездвиженный оборотень смотрел на меня снизу вверх, нервно моргая; губы, испачканные в песке и крови, шевелились, пытаясь что-то сказать.

Я склонилась над ним, погладила по голове:

– Теперь я разрешаю тебе спокойно спать, приятных снов, – мазнула большим пальцем по его подбородку и слизнула кровь. – Сладкая… – я исчезла во тьме.

Юро с криком проснулся, свалившись с кровати. До утра оборотень не мог прийти в себя. После приснившегося кошмара он окурил комнату очищающими благовониями и зажег свечи от темных сил. Ничего не помогало и, встретившись со мной в коридоре, оборотень так побледнел, что идущий рядом с ним Крабат удивленно спросил:

– С тобой все в порядке?

Юро дернул головой и ретировался из коридора. С тех пор я стала замечать у него темные круги под глазами и сонный вид. Видимо, ночное преображение собственного тела в музыкальный инструмент сильно на него повлияло, но я не собиралась на этом останавливаться. Моя месть была не до конца осуществлена, но патрулирование и учеба занимали почти все время, и было некогда думать о продолжении экзекуции.

Приближался бал Смерти, многие студенты без умолку обсуждали эту животрепещущую тему, девушек сложно было отвлечь учебой от разговоров о нарядах. Я же радовалась, что