– Угу. Счастье, блин…

Катя, все еще хмурясь, пристроила букетик на мольберте. Своей вихрастостью и непричесанностью цветы напоминали самого Яри. Эмкаушник временами бывал совершенно несносен, но именно это в нем и привлекало.

– Кого рисуешь? – сунулся он под локоть.

– Отвянь! – Катя неделикатно щелкнула его по носу. – Вон того, клетчатого.

У афишного столба в мрачном ожидании застыл юноша рассеянного вида. Мятый свитер в черную и красную клетку, потертые джинсы (от двух до пяти прорех), трехдневная щетина строго выверенной длины. Катя однажды читала статью о программистской одежде: носки непременно разные, на пятке дырка, шнурки на кроссовках не дай бог одной длины – коллеги засмеют, станут шушукаться за спиной. Футболка вразнобой с носками, кепка – с кроссовками, надписи на футболке обязательно на мертвых языках. «Linux форева!», «I hate Билл Гейтс», «С001 Нас» и так далее. Значение этих надписей потерялось в веках. Но программисты с трогательным постоянством носят на себе древние лозунги.

Катя перешла к третьему кадру комикса. Вот она заштриховала клетку на рукаве, и что-то необычное затеплилось в выражении лица нарисованного программиста. Корел-перо засновало по холсту.

– Яри, – не отрываясь от рисунка, позвала девочка, – добудь пирожков, пожалуйста. Я жрать хочу, как прэта. Со вчерашнего утра голодная. И скажи этому оболтусу у афиши, что митинг нью-луддитов не здесь, а на проспекте Тьюринга.

Курсант привстал на цыпочки, заглядывая Кате через плечо. За спиной нарисованного программиста возникли робот с оскаленной мордой убийцы и гора изувеченных робосковородок.

– Он нью-луддит?

Катя ткнула пером в угол кадра:

– Он придурок. Не знает, чем лапки хакерские занять. А еще у него дома гладильный робот не выключен. И за интернет не заплачено. Дуй пикачой!

Яри умчался к булочной, Катя же продолжала рисовать. Она немного дулась на курсанта после воскресенья. Одна бестолковщина с сумочкой чего стоила! Стянул где-то, потом этой рыжей пришлось отдавать. Уму непостижимо, ага? Рыжая вообще киса ку-ку: с такими синячищами на коленках мини надевать!

Комикс о клетчатом программисте подходил к концу. Как обычно бывало, Катя ощутила разочарование. Да, она могла по внешнему виду человека определить, чем он занимался в ближайшее время. Раскрыть его маленькие тайны, секреты, даже немножко прочитать мысли. Но толку-то?.. Люди Виттенберга жили скучной жизнью. Величайшие их секреты на поверку оказывались ужасной ерундой.

Глупо, противно, серо.

Катя передернула плечиком и очистила экран. Даже заканчивать не хочется. Она оглядела площадь. Неужели не найдется никого по-настоящему интересного? Быть того не может.

И судьба улыбнулась Кате. Из переулка вышел старик лет шестидесяти – в шляпе, пальто (это по луврской-то жарыни!), темных очках. Судя по всему, старик никуда не торопился. Он внимательно изучил прошломесячную афишу, понаблюдал за рыбками в фонтане, а потом уселся на скамейку и принялся читать газету.

Чутье Катю обманывало редко. Несмотря на внешнюю безобидность, человек в шляпе вел жизнь интересную и полную приключений. Вот только в будущем его маячило нечто темное. Может, предательство, может, гибель – трудно сказать.

На холсте проступили слепые прямоугольники кадров. Художница не спеша принялась их заполнять. Старика наметила несколькими скупыми линиями, зато за окружающих принялась всерьез.

Знакомый зуд в пальцах возник уже через несколько минут. Дар проснулся, жил, пульсировал. Вот только относился он не к старику, а к высоченной блондинке лет тридцати пяти, присевшей рядом с ним на скамейку.

С руками блондинки явно творилось что-то не то. Катя пересчитала их и задумалась.

Майя неестественно выпрямилась на скамейке. В висках шумела кровь, хотелось закрыть глаза и не открывать никогда больше.

– Простите, – слабым голосом поинтересовалась она у соседа по скамейке, – вы не подскажете, на какой высоте находится вокзал?

– Отчего не подсказать, – отозвался де Толль, – подскажу. Четыреста семьдесят шесть метров плюс-минус метров двадцать. Типовая постройка, насмотрелся. Помнится, на Малокитайщине…

– Святая бабочка! – Майя схватилась за голову, борясь с тошнотой. Проклятая струна лифта, казалось, терлась о затылок, превращая кости асури в труху.

– Что, простите?

– Ничего, сударь, ради бога… Сейчас пройдет. У меня давняя боязнь высоты. В детстве угнала башенный кран, чтобы снять котенка с дерева, а он возьми да рухни.

– Котенок?

– Кран. Вместе со мной. Вдребезги.

– Сочувствую. – Де Толль достал из кармана пластиковую таблетницу. – Не желаете ли гранулку антифобина? Как раз против страхов помогает. У меня, правда, от мании величия и гипенгиофобии.

– Нет-нет, спасибо. У меня аллергия на лекарства.

Де Толль хотел было предложить антиаллергик, но, поразмыслив, решил, что не стоит.

– Чем же вам помочь?

– Проводите меня наверх. Только не на лифте, ради бабочки. Пойдем пешком. Если мне станет плохо, мы сможем вернуться.

– Что ж, хорошо. Вашу руку, сударыня.

…Майя в очередной раз поймала на себе испытующий взгляд со стороны. Ага, девчонка в джинсовой юбке и майке цвета хаки. Художница. Каким-то необъяснимым образом Утан чувствовала исходящую от нее опасность. Она пообещала себе, едва разделается с делами, немедленно разыскать странную девчонку.

И поговорить по душам.

Де Толль оказался идеальным спутником. Никаких вопросов, назойливого любопытства. Подниматься по лестнице (хоть и самодвижущийся эскалатор, да все же не лифт) пришлось долго, но он не выразил ни малейшего недовольства. Проводил асури в зал ожидания, а сам отправился изучать расписание. Краем глаза Майя отметила, что его интересует направление на Кларовы Вары.

Майя прошла к ресторанчику «Вечность вечности» и уселась за столик. С неудовольствием отметила, что милый сердцу душок реблягу-аши перебивают химические ароматы дезодорантов. Видимо, местная санэпидемстанция постаралась.

Минуты не прошло, как возле столика появился четырехрукий гигант. Изузоренный желтыми и зелеными кувшинками халат его резал глаз. На Асургаме в таких разгуливают счетоводы-разнорабочие, эмигранты с нищих планет. Но людям ведь не объяснишь, они жаждут асурской экзотики.

– Смотрю в небо, благородная госпожа, – поклонился повар, – легок ли ваш путь бабочки?

– Смотрю в небо, господин Джончег Силва. Путь бабочки извилист и запутан, – (повар согласно задвигал бровями), – так что принесите, пожалуйста, еды в духе этого пути. Мне надо собраться с мыслями.

– Повинуюсь, как сурок, госпожа. У двуруких варваров, знаете ли, есть одно кушанье. Оно называется сипаге-ти. Сейчас я принесу его, и мы сможем насладиться беседой.