— А он, Патуц, вам его имя не раскрыл?

— Не раскрыл.

— Хотите сказать, что вас это не интересовало?

— Интересовало, но я же не мог вытянуть из него это имя силком.

— И вас не волновало то, что он был таким скрытным?

— Я не говорил, что он был со мной скрытным. В конце концов, все то, чему вы придаете такое значение, не казалось мне настолько уж важным.

— К нему кто-нибудь приходил?

— Никто не приходил. Только один раз здесь была его двоюродная сестра. Это было еще в прошлом году. Хотя нет, в этом. Через пару недель после того, как Йожо здесь появился.

— И больше никого не было?

— Никого.

— Наверняка она посылала ему и деньги.

— Не знаю. Я не интересовался тем, откуда он берет деньги. Но должен сказать, что жил он очень скромно, намного скромнее, чем я. Ему и надеть было нечего. Иногда я даже думаю, что никто его ко мне и не направлял, а этого знакомого, на которого он ссылался, он просто выдумал. Он замерз. Хотел где-нибудь согреться. Заметил в окне меня и решил со мной заговорить. Он от меня и не требовал ничего, просился только переночевать. А потом мы подружились, и я сам его задержал, но не для того, чтобы он тут жил, а чтобы просто немного отдохнул.

— И до каких пор он тут жил? — спросил тот, что сидел на кровати Йожо. Я посмотрел на него недоуменно. И подумал, что вопрос этот или очень тонкий, или с его помощью у меня хотят выведать что-то другое, с ним связанное.

— Вы не поняли? — торопил он меня с ответом. — Я спросил, до каких пор он тут жил?

— Понял. Про людей, которых мы не знаем, нельзя сказать, как проходит их время.

Надо быть очень осторожным. Мне не верилось, что он мог быть настолько невнимательным, чтобы задать мне такой глупый вопрос. Откуда мне знать, когда Йожо ушел или когда его отсюда увели?

— Почему вы говорите, что он тут жил, когда он тут не жил? Из ваших слов я сделал вывод, что вы наверняка выясняли, имел ли он тут постоянный или временный вид на жительство. Нет, не имел, ведь он даже не записан в домовой книге. А значит, понимайте это так, что он у меня только несколько раз переночевал.

— Не юлите! Чем больше вы это дело запутываете, тем хуже для вас. Мы хотим знать, где находится Йожо Патуц. Вы поддерживали с ним отношения, и поэтому должны нам сейчас помочь.

Я глядел на него с возрастающим недоумением. Притворяется? Если он не знает, что с Йожо Патуцем, значит, Йожо удалось сбежать. Нужно об этом каким-то образом у них выведать.

— Если уж вы не знаете, что с Йожо Патуцем, то мне-то откуда об этом знать? Я не видел его, ну, давно я его не видел. В последний раз мы с ним поругались.

— А вчера?

— Что?

— Вчера вы его не встречали?

— Как я мог его встретить, если меня здесь вовсе не было?

— А где вы были?

— Я же вам говорил. Я был у своей подружки. У его двоюродной сестры. Она в положении, если хотите знать. Потому-то я туда и поехал. Может быть, женюсь. — И потом добавил: — Конечно, если вы мне в этом не воспрепятствуете.

— А если да? — спросил тот, что сидел на кровати Йожо.

— Тогда не женюсь, — ответил я как бы в шутку, но никто из них не засмеялся.

— Ну, как знаете, — сказал мужчина. Он поглядел на своего коллегу, потом снова на меня. — Одевайтесь!

Я взял с кровати пальто и стал неловко его надевать.

Мы вышли во двор. Вот бы сейчас встретиться с квартирной хозяйкой! Я мог бы сообщить ей, что со мной происходит! Это желание показалось мне вполне скромным, и я хотел попросить мужчин позволить мне зайти в ее комнату. Однако они начали меня поторапливать, как-то вдруг очень заспешили.

— Куда мы идем? — спросил я. Мне пришло в голову, что надо было попробовать оказать им сопротивление. Не могут же они заставить меня идти с ними, раз не говорят, куда мы идем.

Младший мужчина слегка подтолкнул меня, и мы оказались на улице. Шли мимо городского парка, встретили нескольких прохожих, но ни один из них не обратил на нас внимания. Выглядели мы вполне обычно. Мужчины шли в паре шагов от меня и беседовали о чем-то будничном, о чем-то, совсем не связанным со мной. И держались так, будто не имели ко мне отношения. Я даже подумал, что если бы мне вздумалось сейчас побежать, если бы мне захотелось от них улизнуть, то они, возможно, и не стали бы меня догонять.

Парк остался позади. Мы шли по улице Кузмани, которая была слабо освещена, потом, когда улица разошлась надвое, старший мужчина жестом показал мне, что нужно свернуть направо. Мы прошли еще шагов двести. В одном из переулков нас ожидала машина. Шофер стоял рядом с ней, ему могло быть примерно столько же лет, сколько и мне. Он ничего не сказал. Даже с мужчинами не поздоровался. Только открыл двери. Один подсел к нему, другой устроился сзади возле меня. Прежде чем мы тронулись, тот, что сидел спереди, повернулся ко мне и спросил, есть ли у меня шарф, я ответил, что нет. Тогда он попросил носовой платок. Я сунул руку в карман и нащупал там горсть камешков, которые я еще засветло насобирал на улице у входа в парк и хотел отдать Йожо. Сейчас я предпочел бы их выбросить, но некуда было. Из другого кармана я вытащил носовой платок и подал его сидящему спереди. Но взял его тот, что сидел рядом со мной, и попытался завязать мне им глаза. Разумеется, я стал сопротивляться. Мне сказали, что бояться нечего, это нужно для того, чтобы я не видел, куда меня везут. Конечно, такое объяснение не могло меня удовлетворить. Но я решил, что будет лучше не сопротивляться, возможно, это обычное правило, формальность, которую они должны соблюдать.

Тем временем шофер включил зажигание. Мы тронулись с места. Сначала ехали медленно. Глаза у меня были завязаны, но все равно я то и дело замечал полосы света, поскольку с одной стороны платок прилегал к лицу неплотно. Я сидел спокойно и пытался представить себе план улиц, чтобы понять, где мы проезжаем. Однако это оказалось невозможно. Шофер ехал то быстрее, то медленнее, делал