class="p1">— Именем Ночной стражи, — подыграл я, но он только передёрнул плечами и бросился в атаку.

Кулак чуть не долетел до моего уха, но заранее сложенное заклятье вцепилось в руку, и мгновенно спеленало пана Тыкву, подняв над полом.

— Ты еще пожалеешь, — прохрипел он.

— Именем Ночной стражи, — повторил я, — вы арестованы за противодействие законам Кипеллена.

По взмаху моей ладони предводителя горшечной банды понесло к выходу. Редкие посетители, недовольно ворча, убирались с его дороги и сквозь зубы костерили чародеев, стражу и городские власти от которых даже вечером в таверне нет никакого покоя.

Я церемонно кивнул одноглазому тавернщику и прошёл вслед за вылетевшим на улицу паном Тыквой.

Пришлось протащить его до соседнего переулка и притиснуть к стене подальше от загоревшихся фонарей.

— Какой адрес?

— На Кривом тупике в подвале за лавкой мясника, — прошептал он.

— Схоронись пока, и чтоб неделю никто не видел, — приказал я. — Иначе, сам знаешь, пощады не будет.

Заклинание ослабило хватку и развеялось, не оставив следа.

— Век не забуду, — пробормотал предводитель горшечной банды и скрылся в тени между домами.

А я еще постоял, всматриваясь в прохожих на хорошо освещенной улице. Возвращаться в управление Ночной стражи не хотелось. Цвяха надо брать тепленьким, пока весть об аресте пана Тыквы не разлетелась по округе. Иначе заляжет на дно и поминай, как звали, до весны искать будем.

Я двинулся в сторону Кривого тупика.

Лучше позвать подмогу прямо оттуда. Пусть забирают и везут убийцу в «нежные объятия» капитана Браца. Уж он точно из него всю душу вытрясет, а заодно и показания получит. Все-таки дело государственной важности, а не абы что.

Я остановился на перекрестке напротив мясной лавки. Хозяин уже погасил огни, и витрина погрузилась во тьму. Зато свет подрагивал в низком окошке у самой мостовой. Скорее всего, там и прячется злополучный убийца, Четыре Пресветлые ему судьи.

Я прижал ладонь к фонарному столбу и огонь над головой задрожал. Накалился до багрового и от пламени отделилась переливающаяся точка. Скакнула вверх и, пролетев над домами, опустилась на плафон фонаря дальше по улице. Подпиталась светом и прыгнула дальше. Через пару минут доберется до управления Ночной стражи и подаст сигнал.

Я перешел к мясной лавке и зашагал вдоль стены к темнеющему проёму между домами. Где-то здесь должна быть лестница в подвал. Ступенька подвернулась под ногу, и я едва не запнулся. Ухватился за шершавый парапет у спуска вниз и затаил дыхание. Не хватало еще спугнуть Цвяха. Сердце отдавалось глухими ударами в груди. Так и не привык охотиться на людей, выслеживать чудищ, все же сподручнее.

Спустившись до самого низа, я сотворил открывающие чары, ударил ногой в дверь и ворвался в подвал. Убийца сидел на топчане, уплетая неказистое с виду мясо, но мгновенно бросил тарелку и схватился за карманный арбалет. Пружина отпустила зазвеневшую тетиву, и болт выпорхнул на волю.

Я успел в последнее мгновение. Смял её заклятьем прямо перед своей грудью и ударил в ответ чарами «недвижи́мости».

Цвях застыл на топчане, бешено вращая глазами.

Дело сделано! Теперь можно с чистой совестью отправляться на бал.

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»

Усадьба Мнишеков сверкала высокими освещенными окнами и пятнами подъездных фонарей. Пан Редзян не скупился на иллюминацию, чтобы дорогие гости видели, куда едут. Расторопная челядь помогала найти места для карет, повозок и колясок и, подобострастно кланяясь, провожала до парадного входа. А распорядитель заводил разодетое панство внутрь и представлял. Хозяин дома и виновница торжества приветствовали вновь прибывших у входа в зал. Адель, одетая в шелковое голубое платье, расшитое тончайшим кружевом, принимала поздравления. Тонкая, хрупкая, с копной густых золотистых локонов, спадавших на плечи в изысканном беспорядке, радостно улыбалась гостям. И только я знала, как ей на самом деле тошно. Делька не выносила шумихи, которую Редзян устраивал вокруг её Дня Рождения, но положение обязывало, и подруга стоически терпела расшаркивания и фальшивое лебезение. Заметив нашу гротескную парочку, она встрепенулась и, оставив отца беседовать с толстым степенным паном, неспешно двинулась к нам, подметая натертый до блеска пол дорогущим янским шелком.

— Панна Алариэль Златокудрая и пан Румпельстилтскин Грюк, — громогласно объявил распорядитель, сверившись со списком гостей.

Я вздрогнула от непривычного имени. Так, теперь главное помнить, что на сегодняшнем приеме, я не Алана, а Алариэль и вести себя соответственно, как настоящая эльфийка, то есть высокомерно и с претензией. Адель налетела на нас словно шелково-кружевной ураган, едва не затискав меня и приняв галантный поцелуй руки от Румпеля.

«Вот тебе и тролль…», — озадачено подумала я, краем уха слушая, как друг витиевато восхищается платьем Адели, её алебастровой шеей и чудными волосами.

Взгляд заскользил по залу и тут же споткнулся о жилистую долговязую фигуру. Вот ещё холера на мою голову. Он-то что здесь забыл?! А, куць меня за ногу, Мнишек же лично пригласил его вчера. Я судорожно вздохнула, отводя взгляд от Бальтазара Вилька, а то чародей уже начал озираться, пытаясь вычислить, кто так настырно сверлит ему спину. Корсет немилосердно сдавливал ребра, не давая нормально вдохнуть. Я обернулась к друзьям. Если меня немедленно не проводят на балкон, я грохнусь в обморок от удушья. Делька смущенно хихикала, прижимая к груди подарочный ящичек, судя по её порозовевшим щекам и довольной физиономии тролля, она уже ознакомилась с содержимым.

— Наворковались, — хмуро просипела я, мечтая только об одном, побыстрее сбежать с бала.

Вильк меня опознать не должен, живописная иллюзия магией не определяется, но зная свою природную везучесть, можно предположить, что морок развеется в самый неподходящий момент, явив расфуфыренным гостям непритязательное зрелище всклокоченной девицы с пятном на подоле.

— Дель, давай завершим экзекуцию, я получу свою заслуженную золотую ложку и покину этот сумбурный праздник жизни.

Да, иногда я бываю излишне резка, но помимо тугого корсета и тяжелого платья тому появилась ещё одна причина. Вдоль позвоночника разливался противный холодок страха — реакция на слишком пристальный взгляд. Вильк буквально сверлил меня глазами. Разглядеть личину магическим зрением невозможно, так какого дидька лысого он пялится? А если Вильк заранее озаботился какой-нибудь зачарованной штукой? От боевого мага можно ждать чего угодно. Разоблачит и