Вон он, Люсьен, пожалуйста: жив — здоров. Преспокойно дрыхнет, зверюга, имеет отменный аппетит и завидный сексуальный темперамент, чему свидетельницы все половозрелые кошечки в округе. Обычный с виду котик. А когда пожелает, в момент растворится, исчезнет, и только с помощью покадрового просмотра видеозаписи следящей камеры можно разглядеть: тут он, тут, никуда не делся. Просто стал настолько быстр в движениях, что практически не воспринимается человеческим зрением. Кстати, сила у него, похоже, возрастает пропорционально скорости. Вольеру он, между прочим, разворотил в первые секунды после прививки и, кажется, даже не заметил того. Что он вытворял тогда, что вытворял! Жуть. Сейчас приспособился, аккомодировал. Играет со временем, как с мышью. Фантастика! Сбежать мог бы в любое время, но не бежит, понимает, что здесь жизнь сытая. Кроме того, действие «акселерина» существенно уже ослабело. Хоть и не совсем ещё прекратилось. У-у-у, бандит рыжий!… Люблю котов — не меньше чем каналы Амстердама, наверное. Плейбой IV тоже не бежит, только тут другое. Попробуй-ка побегай, когда температура тела снижена до тридцати и четырёх десятых градусов Цельсия, сердцебиение замедлено до одной пульсации в сто двенадцать секунд, а нервные реакции далеко отстают от черепашьих. Благодарите за отдых "Форму Д", мистер Плейбой. Зато мышки, тварюшки, привитые «акселератором» первыми, так и сгинули. Клетку прорвали и — гуд бай! Где-то они сейчас? Может, Люсьен же их и их сожрал, негодник.

Ну, да ладно. Это всё пустое. Сейчас важнее что? Правильно, финансовое обеспечение будущего гражданина Объединённой Европы Якова Кравченко. Нет, не так. Э-э… Якоба Кравэ. Хм, а что — звучит совсем неплохо! Мсье Якоб Кравэ. Или герр. Или даже сэр. Так вот, финансовое обеспечение господина Якоба Кравэ должно быть достойным.

Фергюссон получит детальки и чертежи, заплатит остатки — только когда? Сколько? Железо нужно ковать горячим. А бабки, как это ни пошло звучит, лучше срубать сразу. И побольше. Для чего имеются неплохие предпосылки. И помимо Фергюссон существуют люди, заинтересованные в получении своей доли секретов ушедшей в небытие советской науки. Не все ещё, знаете ли, секреты там. И есть, есть ещё, чем порадовать скромному агенту своих, хе-хе, "заокеанских хозяев".

Взять, например, «формы». Ведь очевидно же всякому, кто умеет мыслить здраво, что нет в них ни на грош метафизики да мистики, столь любезной Алёшкиному сердцу. А есть в них напряжённый многолетний труд научной мысли. Талантливой. Скорей всего, военной. А в нелепом их появлении в речушке Арийке есть одно лишь преступное, но неистребимое русское разгильдяйство. Не замеченное пока никем. Чему доказательство то, что речушку до сих пор не вычерпали досуха, а нас с Алёшкой не упрятали в такие места, откуда Амстердама не увидишь и по телевизору.

Зато и заплатят за «А» и «Д», скорее всего, не в пример больше, чем за части так и не доведённого ни до ума, ни тем более до серийного производства переносного ЗРК «Коточик-1». И гражданство преподнесут на блюдечке севрского фарфора. Любое гражданство.

Следует только встретиться с нужными людьми ещё до отлета в Ригу.

— Ну-ка, где там у нас конференция за жизнь на звёздах, в постсоветской России, а также разум в морских глубинах и в решениях госдумы? — пробормотал Яков, набирая знакомый сетевой адрес. — Ага, вот где. Надо же, общаются! Как не надоест? Привет, привет, мальчики и девочки, простые любители поговорить с себе подобными пустышками и серьёзные лю-ди…

Серьёзные люди откликнулись тотчас, стоило обронить условную реплику. Работа у них такая, притворяться болтливыми простачками, убивающими в чате время, и ждать клиента.

Что, обрадовались, голубчики цээрушные?

Он включился в игру…

"С пламенным приветом, ваш сопливец Ёрш", — отстучал он напоследок. Добавил многоэтажный смайлик улыбки. Довольно посмеиваясь, закрыл окошко «Мозиллы» и отключил ноутбук.

Собственный псевдоним ему нравился. Ёрш рыбешка незаметная, мелкая, скользкая, колючая. В руки её брать не хочется, а изловчишься взять — не удержишь. Щуку такой шипастик-головастик не заинтересует, рыбаки не слишком позарятся. Им другого ерша подавай, хмельного, пиво-водочного. Так и он: малозаметный, никому не интересный, а вот, поди ж ты — весьма ценный и высокооплачиваемый агент иностранной разведки Ёрш! В миру Яков Кравченко. Пока ещё Яков Кравченко…

— Лёш!… - позвал он громко. — Давай кофейку, дружочек, а? Я сейчас в лабораторию слетаю, кажется, опять я ключик из холодильника не достал, а ты тем временем воду ставь.

— Уже, — откликнулся Алёша. — Поспеши там. Закипает.

Запела дверная пружина, скрежетнула щеколда. Кого там ещё?… Яков обернулся. Ах, чёрт, принесла нелёгкая гостюшку к ночи!…

В ворота, цепляясь огромными нечищеными башмаками о высокую подворотню, лез Селифанов, водитель «Бычка». Был он, скотина, преизрядно нализамшись. Ну, как же иначе? В трезвом виде он сюда ни ногой. Гнушается «пидаров», как и прочие нормальные граждане. На чём и строился расчет. Идиосинкразия, господа. Нарочно декларировать, максимально выпятить отталкивающую для провинциального русского менталитета гомосексуальность — и не бояться незваных гостей. Брезгливость — лучшая защита от праздного любопытства деревенской публики.

Расчёт, в общем, оправдался; только вот Селифанов…

Селифанов перевалил, наконец, подворотню и оказалось, что заявился он не один. "С собутыльниками, что ли?" — подумал недовольно Яков. Нет, не похоже.

Следом за шофёром во двор прошмыгнул неприятный долговязый подросток, нёсший большую дерматиновую сумку. Он сунул в автолабораторию бледную, густо засеянную прыщами мордочку, поводил ею из стороны в сторону, встретился глазами с Яковом и отшатнулся. "Ты зачем…" — начал было Кравченко, но подросток уже отскочил и… проворно запахнул дверцы. "Эй, мальчик, что за шутки?" — недовольно прикрикнул Яков и толкнулся наружу. Створки приоткрылись, но лишь немного: мальчишка изо всех сил пихал их назад. Кравченко начал злиться. Со словами: "А ну, парень, прекрати дурить", он поднажал на дверцы и сразу почувствовал, что побеждает. Подросток тяжело и обиженно запыхтел, а потом всхрапнул, откинул голову, коротким ныряющим движением подал её вперед и плюнул. Большой комок слюны и слизи шлёпнулся на ногу Якову, пополз вниз, оставляя отвратительный след. От неожиданности Кравченко отпрянул. Подросток победоносно взвизгнул. Створки захлопнулись, громыхнул затвор. Не веря в случившееся, Яков пнул дверь ногой. Куда там. Монолит.

Он, как сумел, ботинком счистил харкотину со штанины (при этом его чуть не стошнило), остатки оттёр полой лабораторного халата. И, пылая праведным возмущением, подался к единственному окошечку, расположенному над крошечным столом с зажимами для переносного компьютера. Взобрался на столик, сдвинул в сторону стекло, высунул голову наружу. Нет, самому было никак не пролезть.

— Селифанов, — позвал он. — Селифанов!

Двор был пуст, и водитель не отозвался.

— Селифанов! — крикнул он громче. — Какого дьявола? Эй!