Он принес из города всего одну вещицу – украшение из зеленого металла, ухитрившись при этом оставить где-то меч. На взгляд Джоле, обмен того не стоил – подобную побрякушку можно купить на любом из офирских рынков. Но он благоразумно держал язык за зубами, помня о том, что давно бы умер, если бы не этот северянин с белыми, точно мука, волосами.

Когда выбрались на открытое пространство, под ногами зашелестела трава. Воздух показался обжигающе сухим и горячим, а солнце, не скрытое более раскидистыми кронами, – болезненно ярким.

– Ну что, – сказал Джоле, привешивая меч к поясу (здесь уж точно не придется прорубать дорогу). – Готовы? Тогда идем.

– А ты отыщешь путь до оазиса? – спросила Йофрид с сомнением. – Я вот даже не могу понять, там ли мы вышли из леса, где вошли в него, или в другом месте?

Джоле хотел было обидеться, но передумал.

– Найду, – ответил он спокойно. – А если нет, то мы всего лишь погибнем в пустыне. Но это не страшно, не так ли?

Он повернулся и зашагал на север, позволяя спутникам следовать за собой. Солнце светило в затылок, а ветер обдувал лицо, слизывая с него остатки надоевшей лесной сырости.

Город поднимался из песков медленно, словно корабль, всплывающий из глубин моря. Сначала из-за желтых барханов показались ослепительно белые верхушки башен. Они сверкали на солнце, и при виде их сердце Харальда дернулось. Он беспокойно зашевелился, и его одеяние зашуршало.

Верблюд продолжал неутомимо перебирать длинными мосластыми ногами, и вслед за башнями взору явилась зелень садов. После надоевших в пустыне серых, желтых и оранжевых красок она особенно радовала взгляд.

Почуяв воду, верблюд караванщика заревел, вытянув шею. Поддержали его и остальные, в том числе тот, на котором ехал Харальд. Путешествие по пескам приближалось к концу.

До оазиса Джоле их довел, как и обещал, хотя шли по пескам три ночи, а не две. Во флягах закончилась вода, губы начали трескаться, как камни на жаре, когда глазам явилась торчащая из-за дюн вершина скалы, похожей на обагренный кровью зуб.

В Красном Оазисе они провели пять дней. Для Харальда было настоящей пыткой сидеть на одном месте. Но он понимал, что без верблюдов и спутников пересечь пустыню не удастся, и поэтому терпел. Сладкие финики казались противными, как протухшее мясо, а чистейшая вода из источника под скалой отдавала горечью.

На пятый день с востока явилась вереница тяжело нагруженных верблюдов. Караванщик с удивлением взглянул на путников, но Слово дяди Джоле, изложенное на листе пергамента, произвело эффект больший, чем иные заклинания. Тут же нашлись места на спинах горбатых зверей.

С того дня прошло немало времени. По подсчетам Харальда наступил апрель. Там, на севере, таяли снега и выглядывали из-под сугробов первые робкие цветы. Здесь же все оставалось неизменным – жара, пыль и сухость.

С караваном расстались на южной окраине. Когда явились на постоялый двор, где жили до отправления на юг, хозяин так выпучил глаза, что Харальд испугался – вывалятся.

Но обошлось. Стол мгновенно оказался заставлен всевозможными яствами. Местное пиво, которое некогда показалось Харальду жидким и противным, после протухшей и теплой воды, которую пришлось пить последние дни, было лучше дорогого тирского вина.

– Хорошо, – сказал он, утолив жажду. В животе приятно булькало, и странным казалось видеть над головой крышу, а не бездонное небо.

– Еще как, – согласился Джоле. На его черном лице было написано настоящее блаженство. – Что дальше будем делать?

Харальд бросил на него короткий взгляд, отставил кружку.

– Мы с Йофрид поплывем на север, – сказал он жестко. – Но тебе не обязательно следовать за нами. Ты свой долг крови уже оплатил.

– Каким образом? Разве я спас тебя от смерти?

– Ты сделал гораздо больше. Без тебя я никогда бы не добрался на юг, а если бы и добрался, то не вернулся бы.

Джоле ухмыльнулся, на лице его появилось задумчивое выражение. Он поскреб в затылке и сказал:

– Что же, раз ты говоришь, что я свободен, – значит, так оно и есть.

Он поднялся из-за стола, гибкий, словно дикая кошка.

– Легкого пути, – сказал он без грусти, – и пусть Судьба будет к вам благосклонна. – Офирец взглянул на Йофрид и содрогнулся. – Если вы опять попадете в Офир, то попробуйте меня найти. Усадьба моего рода стоит на улице Луны, в Полуночном районе. Там будут знать, где я.

– Прощай, – прошептал Харальд, глядя в спину Джоле, когда тот легким шагом шел к двери. Йофрид промолчала.

Весла с шумом входили в темно-синюю воду, а волны раздраженно гудели, разбиваясь о черные, словно ночь, смоленые борта. Покрикивал на матросов капитан, и корабль с гордой орлиной головой на носу резал поверхность моря, оставляя на ней белый пенный след.

Харальд стоял на корме, разглядывая удаляющийся Офир, и сердце его пело от радости. С каждой пройденной верстой он приближается к северным землям, туда, где ждет его сын!

Когда они пришли в дом на Цветочной улице, купца Нбоге там не оказалось. Привратник с ужасом смотрел на белокожих пришельцев и отвечал: «Уехал, уехал давно!» – таким тоном, словно они явились его убивать.

К счастью, в порту оказалось несколько кораблей, готовящихся к плаванию на север. Весна, когда редкими становятся свирепые бури, лучшее время для дальнего путешествия.

Они выбрали тот корабль, который отправлялся на следующий же день.

И вот под ногами вновь доски палубы, кричат, провожая судно, чайки, и несколько досаждает сильный соленый запах. Аромат моря. Харальд вдыхал его и размышлял.

Через тридцать дней они достигнут Тира. Оттуда рукой подать до северных земель. А там путь только один – на север, в Бабиль, туда, где стоит на улице Дырявых Горшков храм жестокого божества.

При мыслях о сыне настроение испортилось, птичьи крики показались противными, а аромат моря – гнусным, словно запах ношеных носков. Резко повернувшись, бывший Владетель зашагал к люку, ведущему вниз, к небольшой каюте, отведенной для пассажиров. Доски палубы уныло скрипели у него под ногами.

Городишко, в который прибывали корабли с Островов, выглядел по сравнению с Тиром и Офиром неказистым и убогим. Серые шершавые языки волн лениво лизали каменистый берег, качая стоящие у причалов корабли и баркасы.

На северных землях царил май, и холмы, окружающие город, зеленели от свежей травы.

С только что пришедшего с Островов судна сгружали бочки и тюки, суетился хозяин, выкрикивая ругательства, и как всегда толпились, наблюдая за разгрузкой, зеваки.

Среди корабельного люда, матросов и грузчиков, словно вороны в галочьей стае, резко выделялись двое сошедших с корабля людей. Ступали они по сходням уверенно, без обычной для сухопутных крыс робости, но сразу было видно – пассажиры.