макаронами (что, должен признаться, всегда оскорбляет мои чувства американца с итальянскими корнями). Я глубоко уважаю Росса — он тот редкий палеонтолог, в котором сочетаются знание тонкостей анатомии млекопитающих и умение читать изотопные соотношения углерода и кислорода в отложениях, что позволяет ему вписывать древних млекопитающих в контекст их среды обитания и понимать, как они менялись с изменениями температуры и климата.

В своем эпохальном исследовании, вышедшем в 2012 г., Росс дал обзор ископаемых остатков млекопитающих из бассейна Бигхорн. Он обнаружил, что во время ПЭТМ 40 % местных палеоценовых видов измельчали, причем большинство потом снова увеличились. Еще более показательна судьба иммигрантов, в особенности лошадки сифргиппуса. Первые лошади поселились в бассейне Бигхорн как раз тогда, когда вулканы начали выбрасывать углерод, и это были мелкие животные, массой в среднем 5,6 кг. Затем, с повышением температур, лошади стали еще меньше: их средняя масса сократилась на 30 %, до 3,9 кг — это были одни из самых маленьких лошадей в истории. Они оставались такими около 130 000 лет, а затем, когда климат стал более благоприятным, быстро откормились до 7 кг, то есть на 75 %. Колебания в размерах почти идеально отражают колебания температуры, о которых известно по кислородно-изотопному палеотермометру в отложениях. Лошади последовательно уменьшались, когда среда становилась жаркой, и росли, когда она остывала.

Нечто подобное наблюдается и в наши дни, только не во времени, а в пространстве: животные в более теплых краях часто мельче, чем их современники, живущие в более холодном климате. Этот экологический принцип называется правилом Бергманна. Причины его до конца неясны, но, вероятно, отчасти дело в том, что у мелких животных площадь поверхности тела относительно его объема больше, чем у более массивных, и поэтому им легче избавляться от лишнего тепла. Наблюдение Росса красиво тем, что можно предсказать, исходя из современного потепления: многие млекопитающие могут сократиться в размерах. Возможно, и люди. В конце концов, мы тоже млекопитающие, подверженные в основном тем же экологическим и эволюционным воздействиям, что и мини-лошади, входившие в состав «троицы ПЭТМ» вместе с нашими братьями-приматами. Как мы увидим позже, людям уже случалось уменьшаться.

Пока «троица» заселяла Вайоминг и колебалась в размерах вслед за колебаниями температур, леса становились разнообразными как никогда. Такими они и остались, потому что мигранты сумели вселиться, не вытеснив коренных жителей. «Архаические» плацентарные типа кондиляртр, пантодонтов и тениодонтов сосуществовали с новыми видами более 10 млн лет. Как ни странно, глобальное событие ПЭТМ — в отличие от вызванных вулканизмом изменений климата в конце пермского и триасового периодов, о которых говорилось ранее, — не вызвало массового вымирания. Но у миграции ПЭТМ были более долгосрочные, медленно проявляющиеся последствия. «Архаические» плацентарные прожили еще какое-то время, но их смертный приговор был уже подписан. Будущее принадлежало обезьянам, коровам и лошадям.

На протяжении остатка эоцена по-настоящему успешными были как раз лошади и их непарнокопытные собратья. В наши дни участь непарнокопытных выглядит жалкой на фоне их более разнообразных парнокопытных родственников — ныне существует меньше двух десятков видов лошадей, носорогов и тапиров, тогда как видов полорогих, верблюдов, оленей, свиней и китов (они произошли от наземных парнокопытных, о чем мы узнаем в следующей главе) — около трехсот. Хотя эти группы выделяются по строению копыт, они также различаются и пищеварительными системами. У непарнокопытных пища перерабатывается в заднем отделе пищеварительного тракта — целлюлоза растений расщепляется в кишечнике уже после того, как она прошла через желудок. То же происходит у нас и у большинства других млекопитающих. Однако у многих парнокопытных основная работа идет в желудке, который представляет собой четырехкамерный комплекс. Вот почему коровы жуют жвачку: они проглатывают пищу, перерабатывают ее сначала в двух первых камерах желудка, затем отрыгивают, снова пережевывают и пропускают обратно через весь желудок. Таким образом они извлекают максимум питательных веществ из каждого съеденного кусочка — ловкий прием, когда приходится есть жесткую или малопитательную растительность вроде травы. Впрочем, эоцен еще был эпохой лесов, травянистые равнины распространятся намного позже. В мире изобилия плодов и листьев непарнокопытным был гарантирован успех.

И лошади, и носороги, и тапиры появились в эоцене, но самыми примечательными непарнокопытными этой эпохи были две ныне вымершие группы. Их поразительное строение тела делает их самыми фантастическими из всех фантастических зверей, которые будоражат наше воображение. Первые, бронтотерии, вымерли еще в эоцене. Вторые, халикотерии, жили в Африке еще менее миллиона лет назад и, вероятно, встречались с нашими предками-гоминидами, а может быть, даже становились их добычей на охоте.

Бронтотерии — буквально «громовые звери» — были крупнейшими млекопитающими эоцена и первыми млекопитающими, по-настоящему уподобившимися колоссальным динозаврам прошлых времен. У прозвища «громовой зверь» двойное дно. От поступи этих мохнатых и рогатых монстров в самом деле содрогалась земля. Кроме того, название содержит отсылку к мифу о «громовых зверях» вакиньян — почитаемых персонажах у индейцев племени сиу. Согласно мифу, эти звери выскакивали из туч во время грозы и гнали стада бизонов к индейским охотникам. Нам этот сюжет может показаться несколько надуманным, но это был не просто миф. До того как поселенцы загнали индейцев сиу в резервации, чтобы присвоить их землю и золото, те обитали на равнинах американского Запада. Вокруг них повсюду были окаменелости. Они обращали внимание на эти окаменелости, собирали их и пытались, как и мы сегодня, понять их значение. Отниел Чарльз Марш — соперник Эдварда Копа по «костяным войнам» — дружил с вождем сиу по имени Красное Облако и, что может показаться нетипичным проявлением порядочности со стороны столь склочного охотника за костями, потратил немало времени, чтобы обратить внимание правительства США на тяжелое положение коренных народов. Сиу показали экспедиции Марша окаменелую челюсть бронтотерия и рассказали легенду о «громовых зверях». И именно Марш в 1873 г. официально предложил название «бронтотерий» для этих вымерших непарнокопытных.

Самые первые бронтотерии были скромными спринтерами, во многом похожими на миниатюрных эоценовых лошадок. Затем эволюцию понесло. В течение всего эоцена бронтотерии увеличивались в размерах — крупнейшие представители достигали 2,5 м в холке, 5 м в длину от носа до хвоста и веса в 2–3 т, что соответствует габаритам современного африканского лесного слона. С увеличением роста бронтотериев их тела стали дородными и коренастыми, ноги превратились в греческие колонны, а на мордах начали отрастать рога. У одних бронтотериев рога раздваивались вилкой, у других имелся одиночный устрашающий таран метровой длины, загибавшийся вверх. Это были орудия устрашения, использовавшиеся в поединках и лобовых столкновениях, как и у многих современных рогатых млекопитающих. Бронтотерии были общественными животными и ходили стадами, как показывают открытия массовых кладбищ, где сохранились