снизошло откровение: увидев многочисленные виды вьюрков — на каждом острове свой вид, с неповторимой формой клюва, приспособленного к поеданию определенной пищи, — он понял, что виды эволюционируют путем естественного отбора. Однако любопытно, что сам Дарвин в «Происхождении видов» об этом эпизоде не упоминает. Вместо этого в первом абзаце он ссылается на другое свое наблюдение с Южно-Американского континента — окаменелости. Когда «Бигль» странствовал вдоль побережья и приставал то в одном порту, то в другом, Дарвин высаживался и совершал походы вглубь материка. Во время этих вылазок он несколько раз находил ископаемые кости крупных млекопитающих. Не будучи специалистом по анатомии, он отсылал находки в Англию, где их изучал другой молодой натуралист, в ту пору друг Дарвина. Позже он станет его злейшим противником — это уже известный нам антигерой Ричард Оуэн.

Многих из этих млекопитающих было нетрудно опознать даже неспециалисту вроде Дарвина. Это были не люди-великаны, как гласили местные легенды, а ленивцы и броненосцы — две специфические группы плацентарных млекопитающих, которые и теперь живут в Южной Америке, но, как было известно Дарвину, они никогда не жили в Европе. Однако эти животные отличались от современных ленивцев и броненосцев — зачастую они были крупнее, в особенности ленивцы, и явно принадлежали к другим видам. Это заинтриговало Дарвина. Перед ним были странные вымершие млекопитающие, явно сходные с современными обитателями Южной Америки, но практически неизвестные — живыми или мертвыми — в остальном мире. Говоря словами Дарвина из вступительного абзаца, они указывали на «отношения между прежними и современными обитателями этого континента»[32]. Не столько вьюрки, сколько эта преемственность родословной млекопитающих — «это удивительное соотношение между отжившим и продолжающим жить на одном и том же континенте» — послужила Дарвину ключевым свидетельством в пользу его теории, что виды изменяются во времени.

Но были и такие млекопитающие, которые Дарвина озадачили. Одно из них — Оуэн назвал его «макраухения» (Macrauchenia) — достигало 3 м в длину и весило более тонны; длинношеее, длинноногое, оно слегка напоминало верблюда, но стопа у него была намного крупнее и массивнее, скорее как у носорога. Еще более странным было создание, которому Оуэн дал название «токсодон» (Toxodon), тоже весом в тонну с лишним. По телосложению — вылитый носорог или бегемот, но при этом постоянно растущие зубы с высокой коронкой, как у грызуна, и смещенные назад ноздри, как у водных животных вроде ламантина. Дарвин назвал его, «быть может, одним из самых диковинных из когда-либо открытых животных»[33] и предположил, что его озадачивающая комбинация анатомических черт обусловлена тем, что признаки «различных отрядов, в настоящее время так резко разграниченных, сочетались друг с другом» в прошлом. Это было еще одно наблюдение в ходе путешествия, заставившее его задуматься над тем, как виды меняются во времени.

Дарвиновы «странные копытные» из Южной Америки: Toxodon (вверху) и Macrauchenia (ниже). Рисунки из классической монографии Уильяма Скотта 1913 г.

Фотография Ганса Пюшеля

Если отбросить все философские соображения, что именно представляли собой эти млекопитающие и как их следует классифицировать? Через несколько десятилетий после путешествия на «Бигле» на этот вопрос попытались ответить братья Амегино. Они родились в Аргентине в семье бедных итальянских иммигрантов, и, в отличие от богатых джентльменов круга Дарвина, им приходилось зарабатывать на свои исследования честным трудом. Хуан держал книжный магазин, на доходы от которого Карлос совершал поездки по Патагонии и собирал окаменелости, а затем их изучал Флорентино. Карлос обнаружил тысячи млекопитающих, и во многих из них Флорентино увидел сходство с Дарвиновыми макраухенией и токсодоном. Значит, они не были курьезами; существовала целая группа странных южноамериканских млекопитающих, которых невозможно было втиснуть ни в одну из известных групп Северного полушария. Решив, что они относятся к меловому периоду, Флорентино счел их древней линией — предками не только современных южноамериканских видов, но и всех млекопитающих. Другие ученые, однако, рассматривали их как экзотов, специфичных для Южной Америки, и это воззрение упрочилось, когда стало ясно, что они жили позже мелового периода — с палеоцена до самого недавнего времени, пока Южная Америка оставалась «островным» континентом.

Эти млекопитающие получили известность как «Дарвиновы южноамериканские копытные», так как многие из них обладали копытами — копыто является видоизмененной когтевой фалангой пальца. Южноамериканские копытные отличались удивительным разнообразием. Обнаружены сотни видов, размерами от комнатной собачки до гигантов весом около 3 т. Различные виды демонстрируют признаки антилоп, верблюдов, лошадей, носорогов, гиппопотамов, слонов, грызунов и кроликов, зачастую в неожиданных сочетаниях, как если бы эволюция разрезала на куски множество северных видов и склеила их в новых комбинациях. Классические примеры — упомянутые Дарвином макраухения и токсодон, а также массивный пиротерий (Pyrotherium) с двумя парами бивней и слоновьим хоботом при туловище гиппопотама. Иные напоминают виды Северного полушария, но поверхностно — у них есть какой-то единичный признак северной группы, но остальной скелет совсем другой. Так, гомалодотерий (Homalodotherium) обладал серповидными когтями на передних лапах, как и фантастические халикотерии, опиравшиеся на костяшки пальцев. Некоторые возводили специализации северных видов на совершенно новый уровень. Изящный тоатерий (Thoatherium) ходил всего на одном пальце, заканчивающемся копытом, как современная лошадь, только у лошадей по бокам главного пальца сохраняются рудименты двух боковых, а у тоатерия их нет.

Южноамериканские копытные Дарвина просуществовали более 60 млн лет. Они дожили почти до наших дней, но последние выжившие представители стали жертвами ледниковых вымираний около 10 000 лет назад, о которых еще будет сказано. Многие из них были наземными бегунами, другие — прыгающими или роющими, были среди них и плоскостопые тихоходы, и полуводные шлепающие. Все они, по-видимому, были травоядными, но одни ели нежные листья, другие — более грубую и жесткую растительность. Часть видов сумела добраться до Антарктиды в конце палеоцена либо в эоцене, когда от обоих континентов навстречу друг другу тянулись языки суши, почти соприкасавшиеся, — потом расстояние между ними вырастет. Но в остальном эти копытные известны только из Южной и Центральной Америки. Не считая нескольких «ложных тревог», нигде больше не найдено ни единой косточки или зуба от них (за одним исключением, которое подтверждает правило, — к нему мы еще вернемся).

Все это не отвечает на самый главный вопрос: что же собой представляли копытные Дарвина? Этот вопрос мучил палеонтологов со времен возвращения «Бигля» в Англию. Бушевали споры об их местоположении на родословном древе и о том, от кого они произошли. Родственны ли они копытным млекопитающим северных континентов — непарнокопытным и парнокопытным? Да, у них есть копыта, но,