очевидных результатов и реального обоснования, она привела к слишком большому числу жертв. В предыдущем году эпидемия унесла много жизней французов. Общество очень нервничало по поводу смертности, чутко реагировало на прорехи в своих рядах и не желало мириться с бессмысленными потерями. Герцога Бургундского упрекали в том, что он втянул королевскую армию в эту войну только из своих личных интересов. Это не совсем верно, поскольку в то время интересы Франции и герцога Бургундского совпадали.

И вновь города Лангедойля поднялись на борьбу. Произошло восстание во Фландрии. А что уж говорить о Лангедоке! В это время его терроризировали гарнизоны рутьеров окопавшиеся в пограничье с  Гиенью, а также отряды грабителей пришедшие из Испании. Задавленный налогами, задолжавший по крупным штрафам, наложенным после великого восстания 1382 года, этот регион также не избежал Великих талий. Герцог Беррийский, управлявший Лангедоком, не был его сеньором, а всего лишь лейтенантом короля. Поэтому он не был заинтересован ни в сохранении экономики страны, ни в завоевании сердец ее жителей. И он их не щадил. Его офицеры были высокомерны, жестоки и вели себя как тираны. Однако верность жителей Юга королю не ослабевала. Злому принцу, Иоанну Беррийскому, они противопоставили короля.

Через восемь лет после смерти Карла V королевство остро нуждалось во взвешенной внутренней политике. Но это было уже не проблемой принцев. Война и дипломатия, повторимся, входили в их компетенцию, и, если судить по всему, их деятельность в этой области была положительной. Но "надлежащее состояние и управление королевством", "надлежащая охрана порядка" — словом, внутренние дела — это была не их забота. На самом деле, королям очень долго не приходилось об этом беспокоиться — почти столетие. Долгое время престижа короля и лояльности его подданных было достаточно для поддержания порядка в королевстве. Теперь же требовалось нечто большее. Нужны были судьи, которые судили бы быстро и справедливо, нотариусы и сержанты, которые работали бы эффективно, и финансисты, которые действительно приносили бы деньги, но не провоцировали бунты. Как налогоплательщики, подданные требовали хорошего управления компетентными людьми.

В канцелярии короля этим новыми проблемами могли заниматься только новые люди. Это были Бюро де Ла Ривьер, Жан Ле Мерсье и другие, словом, государственные чиновники. Так было и во времена Карла V: война и дипломатия были оставлены принцам, его братьям, а внутренняя политика — чиновникам по выбору короля.

Вполне естественно, что первенство перешло от одной команды к другой. Общественное мнение колебалось между этими двумя полюсами притяжения. Когда война делала налоги непосильными, а враг не проявлял активности, оно требовало мира и заботы о внутренних делах, но когда враг нападал, оно требовало, чтобы король вышвырнул его вон и соглашалось на налоги, необходимые для ведения войны.

Это одинаково относится и к Франции и к Англии. С 1383 по 1386 год во главе правительства молодого Ричарда II стоял государственный муж, канцлер Майкл де Ла Поль. Лишенный армии, де Ла Поль был вынужден проводить политику полного отстранения от дел на континенте. Но этот абсолютный пацифизм вскоре привел к катастрофическим последствиям: Нидерланды перешли к герцогу Бургундскому, французский экспедиционный отряд высадился в Шотландии, и, что самое страшное, над самой Англией нависла серьезная угроза вторжения. Тогда вспыхнуло народное восстание, которое в 1386 году вернуло к власти аристократическую и воинственную партию, возглавляемую дядями короля. Положение Ричарда II можно сравнить с положением Карла VI. Ричард был на два года старше своего французского кузена. В 1377 году став королем в возрасте десяти лет, он четыре года спустя столкнулся с крестьянским восстанием, незадолго до того, как Карл VI столкнулся с восстанием майонетов. В его Совете власть колебалась между принцами, его дядями, Джоном, герцогом Ланкастером, Эдмундом, герцогом Йорком, Томасом, герцогом Глостером, и государственными чиновниками, которых общественное мнение считало фаворитами, а позднее — "приспешниками" (mignons).

Такое сходство не случайно. В то время судьбы Франции и Англии были тесно связаны не только войной, которую они вели друг против друга, но и столкновением их интересов во Фландрии, Бретани и Гиени, постоянным притоком людей и идей и, наконец, идентичностью их политических структур. Таким образом, в обоих королевствах колебания между партией войны и партией "доброго правительства", между принцами и государственными чиновниками были не прихотью судьбы, а тенденцией, имевшей глубокие корни.

Поэтому то, поворот колеса фортуны, не стал неожиданностью. Но кто-то должен был привести его в движение. Кто же это был? Король? Но под чьим влиянием? Современники долго гадали об этом, как и историки. Поскольку они знали чем все закончилось, знали, что через четыре года Карл заболеет психическим расстройством и так и не выздоровеет, они отказывали ему в инициативе. Они видели в нем легкомысленного молодого человека, любившего турниры, балы и красивых женщин. Надо сказать, что им средневековый государь представлялся как человек с "холодной" голову на обрюзгшем теле и кривых ногах, облаченный в длинную старомодную мантию, и что политические решения можно обдумывать только в строгой тиши кабинетов. Поскольку Карл не соответствовал этому образу, его представляли марионеткой, за ниточки которой дергали бывшие министры его отца. А если они и признавали какого-либо принца, то это непременно был Людовик, младший брат короля, "нетерпеливый к своей политической роли", которому тогда было… шестнадцать лет.

Подобные интерпретации не подтверждаются ни сведениями из источников, ни даже простым осмыслением событий. В 1388 году Карл хотел избавиться от опеки своих дядей и поставить внутреннюю политику выше внешней. И то, что мы знаем о его личности в двадцатилетнем возрасте, делает это вполне правдоподобным.

Карл VI и его дяди

Чтобы понять стремление двадцатилетнего молодого человека к самостоятельности, не обязательно разбираться в психологии. Однако вполне правомерно задаться вопросом о взаимоотношениях Карла с его дядями. Источники на достоверные сведения скупы. Хронисты не всегда надежны. У нас нет ни дневников, ни частных писем, поэтому снова приходится довольствоваться отчетами, то есть записями о поездках принцев, упоминаниями об отправленных и полученных письмах, которые мы никогда не сможем прочитать. Видим ли мы в королевской семье признаки разногласий и нетерпимость Карла по отношению к своим дядям?

Если верить Фруассару, Карл часто подшучивал над герцогом Беррийским. Он дразнил его по поводу его матримониальных планов. В 1388 году Иоанн Беррийский приближался к своему сорока восьмилетию. Недавно потеряв жену, Жанну д'Арманьяк, он искал выгодную партию, говоря всем, "что дом ничего не стоит без хозяйки, а мужчина — без жены". И поскольку Иоанн выбирал для себя жену только из молоденьких девушек, то заслужил от короля подтрунивания. Ему понравилась дочь герцога Ланкастера. Но когда двор был в Гельдерне, стало известно, что она только что вышла замуж за наследника короля Кастилии. "Король, — рассказывает Фруассар, — попрекнул Иоанна Беррийского: "Дядюшка, вы не выполнили своего намерения! — Государь, если я потерпел неудачу там, я попробую в другом месте". И правда, герцог нашел себе еще более юную принцессу, Жанну де Булонь де Овернь, на которой в конце концов и женился. Король, по словам Фруассара, очень смеялся: "Милый дядюшка, что вы собираетесь делать