21 января 1937 года «Черный корпус» заявил: «Как показывает опыт истории, после каждой революции возникает опасность застоя. Мы, национал-социалисты, должны усваивать уроки истории применительно к нашей политической структуре. Из этих уроков – пусть это многих удивит – следует необходимость новых форм оппозиции». Газета часто высказывалась напрямую, не смягчая слов, например: «Национал-социалисты занимают посты, для которых не имеют ни физических, ни умственных способностей»; «Партийные карьеристы от революции третируют всех, кто не принадлежит к среднему классу, как недостойных, а возможно, даже – если человек беден – подозревают в нем марксиста».

В 1935 году, когда мюнхенские нацисты побили окна в домах еврейских бизнесменов (своего рода репетиция «хрустальной ночи» 1938 года), «Черный корпус» осудил эти «криминальные вылазки»: «Еврейский вопрос, один из самых жгучих в нашей стране, не может быть решен путем уличного террора. Что же до здорового чувства толпы, то магистрату не стоило бы базировать правосудие на столь растяжимом понятии». Даже полицейское ведомство газета предупреждала о необходимости осторожнее использовать термин «враг государства»: «Чересчур жестокие преследования могут принести больше вреда, чем пользы… Когда-нибудь придется обнародовать число дел, основанных на ложных доносах и личной ненависти».

Газета, столь критично относившаяся к реалиям Третьего рейха, быстро завоевывала доверие читателей. Д’Алкен их подбадривал: «Мы хотим не только того, чтобы нас читали, но и сами хотим читать – о настроениях, чувствах и делах наших сограждан». Эта фраза дала Гейдриху идею включить «Черный корпус» в свою систему наблюдения. Гейдрих и д’Алкен быстро пришли к согласию. Руководство СД кормило газету информацией, полученной по своим каналам, а редакция направляла значительную часть читательской почты на Вильгельмштрассе для анализа. Объем корреспонденции между двумя конторами стал таким внушительным, что д’Алкен даже велел отпечатать типографский бланк: «Направляем к вам данное письмо одного из наших читателей. Просим рассмотреть, выразить свое мнение, сделать пометки и вернуть. Благодарю. Хайль Гитлер».

Вскоре «Черный корпус» стал тесно сотрудничать с СД. Один пример, как работала эта система. 7 июня 1938 года в редакцию пришло письмо от берлинца Пауля Коха. Он сообщал, что мясник такой-то неизменно завертывает покупки для своих клиентов в бумагу с рекламой еврейских предприятий. «Может быть, ему помочь? – спрашивал Кох. – А может быть, он глухой и внушения не помогут?» Донос был переправлен в отдел Зикса на Вильгельмштрассе. 8 июля пришел ответ из СД: «Информируем, что письмо Пауля Коха передано в отделение гестапо. Дальнейшая информация – по окончании расследования».

СД вовсю старалась, чтобы ведущие публицисты были обеспечены фактами, и все чаще снимала гриф секретности со своих материалов. Стало ясно, что печатная полемика, да еще со страшными подробностями, производит на обывателя гораздо более глубокое впечатление, чем туманная угроза невидимого гестапо. Информация СД придала «Черному корпусу» характер зловещего всеведения. То вдруг газета ошеломит членов ультраконсервативного союза офицеров публикацией выдержек из протокола их тайного заседания; то начнется травля известного адвоката – за то, что написал конфиденциальное письмо в защиту женщины, заключенной в концлагерь, и т. п. Порой газета открыто признавала, что помогла кого-то разоблачить: «Мы рады отметить, что суд Висбадена приговорил к четырем годам каторжных работ за преступления против общества… такого-то и такого-то, чья деятельность была раскрыта нашим еженедельником».

Сотрудничество СД и газеты «Черный корпус» могло бы быть и более плодотворным, если бы Гейдрих соблюдал элементарное правило, имевшее силу и в Третьем рейхе: в отношениях прессы и спецслужб должны существовать известные границы. Д'Алкен, будучи в душе страшным демагогом, не хотел, чтобы его газета вовсю следовала указаниям руководства СД. Иногда между партнерами пробегала черная кошка, д'Алкен отвергал предварительную цензуру со стороны СД или протестовал против использования удостоверений газеты для прикрытия некоторых операций этого ведомства. Люди Гейдриха были недовольны тем, что газета в своих выступлениях против действительных и предполагаемых врагов режима все меньше оперирует материалами СД. Эти трудности по временам принимали серьезный характер. Когда Гейдрих назначил офицера по связям – улучшать ситуацию, д'Алкен взорвался: «Меня уже тошнит от этих зазнаек из СД! Они обращаются со мной как с посторонним, а при этом считается, что мы как бы работаем вместе!» И все-таки ему указали, что именно СД может проверить любую информацию: «Вопросы, касающиеся точных фактов, должны предварительно обсуждаться с нашим участием».

Гейдрих понимал ограниченность возможностей использования «Черного корпуса» для целей СД. Тем более, что старый вопрос вновь поднял голову: в чем же заключается основная работа СД? Вопрос этот встал со всей серьезностью ввиду угрожающей перспективы столкновения между двумя главными орудиями власти Гейдриха – СД и гестапо.

Рейнхард Гейдрих почувствовал опасность. Служба безопасности (СД) и гестапо, задуманные как две взаимосвязанные составляющие единого аппарата подавления, грозили парализовать друг друга. Оба ведомства, расширяя сферы своей деятельности, стремились самостоятельно контролировать нацию. Вместе им стало тесно в Великой Германии.

Вот он, результат ошибки, допущенной в 1935 году: надо было при реорганизации Главного управления безопасности предоставить СД совсем другое поле деятельности, отличное от гестаповского. А они разрабатывали одни и те же вопросы, и их интересы постоянно пересекались. В своих расследованиях сотрудники СД натыкались на следы конкурентов из гестапо. Так, например, гестаповский отдел ПА (марксизм) охотился за теми же самыми коммунистами-подпольщиками, что и отдел II-121 (левые движения) Главного управления СД.

1 июля 1937 года в целях прекращения конкурентной борьбы своих сыскарей Гейдрих издал приказ о разделе полномочий. «Никакого соперничества, никаких старших и младших – только взаимное дополнение и сотрудничество при полном исключении параллелизма в работе», – подчеркивалось в документе. В итоге к гестаповцам отошли марксизм, государственная измена и эмиграция; СД должна была отвечать за науку, народное творчество, искусство, образование, партию и госаппарат, зарубежные страны, масонство, общественно-политические союзы и объединения.

Тем не менее точек соприкосновения осталось достаточно, поскольку в «совместной разработке» были «церковь, секты, другие религиозные и мировоззренческие объединения; пацифизм; еврейство; правые организации и иные антигосударственные группировки (Черный фронт, Объединенная молодежь и т. д.); экономика; пресса». Однако в этих сферах ответственность была поделена: СД надлежало заниматься «общими и принципиальными вопросами», а на гестапо было возложено ведение «конкретных дел, требующих применения полицейских санкций».

Длинный список многочисленных задач, поставленных перед СД, не мог скрыть того факта, что гестапо угрожает вытеснить службу безопасности в область чистой идеологии, но СД не собиралось сидеть сложа руки. В штабной канцелярии родился хорошо аргументированный документ, указывающий не без яда, что главенство должно принадлежать СД, поскольку гестапо как организация вообще было вызвано к жизни лишь временной «административно-юридической необходимостью». Третий рейх же нуждается в «более мощном гаранте государственной безопасности – таком, чье возникновение и жизненная сила связаны с волей политического движения». А это и есть СД.