В конце концов Гиммлер лично вызвал Олендорфа (через голову Гейдриха, хотя обычно этого избегал) и сделал ему выговор, дав понять, что «изучение сфер жизни», проводимое СД незаконно и вовсе не одобряется партией: «СД уполномочена иметь дело только с вражескими происками, остальное противоречит интересам СС». В результате Гейдрих освободил Олендорфа от новой должности и вернул исключительно к экономике.

4 сентября 1937 года Гейдрих издал приказ: «Исследования сфер жизни могут иметь лишь одну цель – докладывать о прогрессе идей национал-социализма и о случаях сопротивления этому прогрессу. Культура и прочие аспекты жизни общества должны освещаться только с этой точки зрения». После этого Олендорф не желал больше оставаться в СД и подал Гейдриху прошение об отставке.

Гейдрих отказал: и ему самому и Гиммлеру в то время был необходим профессиональный опыт Олендорфа. Так и тянулось до весны 1938 года. С этого времени Олендорф уже не числился в штате управления СД на Вильгельм-штрассе и работал там на условиях совместительства (примерно два часа в день). Главным же его занятием стала служба в Совете по коммерции – одной из административных нацистских организаций по давлению на экономику, где он получил место исполнительного директора.

Случай с Олендорфом не был единичным. В рапортах из всех частей страны чувствовалась тревога за будущее. Шелленберг отмечал: «Все больше донесений с фронта (так в СД именовали низовой уровень организации, предполагающий прямой контакт с врагом), свидетельствовало о шаткости позиций самой СД, и психологически это давило очень сильно. Параллельно росла и волна отставок».

Гиммлер и Гейдрих столкнулись с необходимостью основательно заняться статусом СД. Еще до дела Олендорфа произошел грандиозный скандал, показавший, насколько ненадежной является их машина подавления в целом.

Это было в мае 1936 года. В суде берлинского магистрата помощник судьи Эрнст рассматривал дело завсегдатая берлинских тюрем Отто Шмидта, который к 29 годам ухитрился восемь раз попадаться на мелких кражах, мошенничестве и шантаже. Теперь Шмидт снова был арестован за шантаж, но поначалу он признал лишь два мелких случая, все остальное отрицал. Но Эрнст развязал ему язык; Шмидт вдруг стал говорливым и без умолку болтал, как ему удавалось вымогать деньги у множества людей, – он сказал «у сотен», причем по большей части это были гомосексуалисты, которых он «застал на месте преступления».

Шмидт называл имена. Среди них были люди известные: граф фон дер Гольц – сын командующего Балтийским добровольческим корпусом, граф фон Ведель – штандартенфюрер СС, полицей-президент Потсдама Функ – министр экономики и некий «генерал Фрич». Эрнст навострил уши: какой такой Фрич? Но больше ничего задержанный сообщить не мог.

Обычное дело о шантаже переросло в дело о гомосексуализме и приобрело политическую окраску. Такими делами занималось гестапо, «отдел борьбы с гомосексуализмом», которым руководил Йозеф Майзингер. Туда и передали дело Шмидта. Майзингер все прочел, и у него тоже перехватило дыхание при имени Фрич. Уж не тот ли это Фрич – барон и командующий силами вермахта? Генерал-полковник, тайная надежда немецкой консервативной оппозиции и открытый противник создания СС собственных вооруженных формирований… Майзингер вызвал Шмидта из тюрьмы и приказал капитану Хауссеру допросить его.

И вот в начале июля 1936 года Хауссер предъявил арестованному ряд фотографий, отобранных Майзингером, который толковал по-своему тонкости полицейского дознания и потому на каждой фотографии написал имя и полный титул изображенного. А Шмидт, на все готовый, лишь бы выслужиться, выискивал самый высокий титул. И, прочтя надпись «генерал-полковник барон фон Фрич, главнокомандующий», указал на снимок: «Да, это он». В своих показаниях он утверждал, что в ноябре 1933 года в позднее время случайно стал свидетелем гомосексуального акта между этим лицом и неким юношей в укромном месте в районе станции Ванзее в Берлине. После этого Шмидт, по его словам, проследовал за этим человеком до площади Потсдам и, представившись комиссаром полиции Крегером, остановил его. Тот назвался Фричем, предъявил ему удостоверение на это имя, сказал, что готов заплатить, что пара тысяч для него пустяк, но сейчас у него только 100 марок. Вместе они дошли до дома номер 21 по Фердинандштрассе, мужчина зашел в дом, а Шмидт дожидался на улице. Через десять минут тот вынес ему 500 марок, пообещав еще тысячу на следующий день. Шмидт все получил и заручился обещанием еще тысячи. В последний раз при передаче денег (это было в январе, 24-го) присутствовал приятель Шмидта, некий Хайтер.

Майзингер торжествовал: он получил убийственное оружие против генерала фон Фрича и мог теперь избавить СС от одного из самых опасных противников. В августе 1936 года Шмидт был допрошен еще раз уже другим офицером, а 20 августа его сообщник Хайтер подтвердил его показания. Все ясно: фон Фрич и есть этот мерзейший генерал-полковник.

Майзингер сообщил о своем открытии Гейдриху и Гиммлеру, и Гиммлер тут же помчался докладывать фюреру.

Однако в рейхсканцелярии Гиммлера ждало разочарование.

Гитлер, бегло просмотрев показания Шмидта и Хайтера, велел рейхсфюреру «сжечь этот мусор». Фон Фрич, крупный специалист по военной технике, был тогда слишком ценен для Гитлера, помешанного на перевооружении. Фюрер не мог пожертвовать им так легко. Гиммлер выбрал крайне неудачный для себя момент: в то время Гитлер был заинтересован в относительно свободных действиях генералов вермахта и воздерживался от критики в их адрес. Поэтому Гейдриху и Гиммлеру пришлось «сжечь мусор».

«Дело Фрича» было уничтожено, но лишь после того, как из него сделали пространные выписки, – вероятно, в надежде, что придет день, и эти бумаги можно будет использовать в крупной игре. Такой день наступил, и даже скорее, чем предполагалось. В рейхсканцелярии была разыграна сцена, которую можно считать одним из поворотных пунктов в истории нацизма. 5 ноября 1937 года до Гитлера дошло наконец, что фон Фрич, равно как фельдмаршал Вернер и фон Бломберг, военный министр, не спешат бросаться вслед за ним в безрассудные военные авантюры, и надо бы удостовериться, насколько они влиятельны.

Гитлер собрал шестерых ближайших соратников: Геринга, командующего флотом адмирала Редера, министра иностранных дел фон Нейрата, а также фон Бломберга, фон Фрича и своего военного советника Хоссбаха, чтобы открыть им свою программу на будущее. Она была настолько важна для него, что именовалась даже «политическим завещанием». По его планам, самое позднее к 1943 году Германия должна расширить «жизненное пространство» силой оружия, аннексировав Чехословакию и Австрию. Цитата из записей Хоссбаха:

«У Бломберга и Фрича возникли возражения, конечно, только военно-технического характера. Они отмечали, что труднейшей проблемой будет чехословацкая граница. А кроме того, даже если Франция будет в состоянии войны с Италией, присутствие сильной французской армии на западной границе – это серьезно. И вообще, войну нельзя начинать, если только Франция и Англия не дадут гарантий нейтралитета. Были моменты, когда дискуссия приобретала особенно острый характер, спорили в основном Бломберг и Фрич с одной стороны и Геринг – с другой. Гитлер в это время преимущественно молчал, довольствуясь ролью внимательного слушателя».