Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, ты можешь врать, а мне нельзя? – не выдержав, спросила я.
– Когда я врал? – спросил Хейден, удивленно пялясь на меня.
У меня вновь защемило сердце. Сейчас Хейден подтверждал, что сказал Даксу правду. Получалось, у него ко мне не было и нет никаких чувств.
– Выходит, что никогда, – ответила я.
Мне захотелось отойти подальше, чтобы между нами появилось хоть какое-то расстояние. Я успела сделать всего шаг. Рука Хейдена обвилась вокруг моего плеча и развернула меня лицом к нему. Я сердито сбросила его руку, метнув такой же сердитый взгляд.
– Спрашиваю: когда я врал? – повторил он, внимательно следя за мной.
– Значит, в действительности ты относишься ко мне так, как сказал Даксу? – спросила я, не отвечая на его вопрос.
У Хейдена приоткрылся рот, но тут же закрылся. Прищурившись, Хейден продолжал смотреть на меня.
– Тут все не так просто, – наконец выдавил он.
– Наоборот, – возразила я, отходя на шаг.
Стоя вблизи Хейдена, я не могла связно думать.
– Ты не понимаешь, – напряженно проговорил он.
Мне хотелось орать от досады.
– В чем сложность? В том, что я – твой враг? Я участвовала в вылазках, спасла жизнь Кита. Что еще я должна сделать, чтобы вы все начали мне доверять?
Странно, что у меня еще не шел дым из ушей. Моя злость достигла высшей точки. Доводы Хейдена казались совершенно жалкими. Я устала их выслушивать.
– Причина не в этом, – произнес он сквозь зубы.
– Тогда в чем? – не отступала я. – В чем кроется главная сложность?
– Во всем, – упрямо заявил он.
К досаде на Хейдена добавилась ярость.
– Если ты сказал Даксу правду и у тебя нет ко мне никаких чувств, тогда незачем было меня будоражить. Я так не могу. То ты целуешься со мной, а то в упор не замечаешь.
Я ненавидела себя за проклятую дрожь в голосе. Пальцы сжались в кулаки. Нет, я не раскисну. Я буду сильнее. В глазах Хейдена что-то мелькнуло. Он шагнул ко мне. Я попятилась. Нужно сохранять дистанцию, иначе мои мысли опять превратятся в кашу.
– Сложность в том, что мне нельзя к тебе привязываться, – наконец признался он. – Привязанности ослабляют, а мне непозволительно быть слабым. Я обязан быть сильным ради тех, кто рассчитывает на мою силу. А их очень много.
– Каким же дерьмом набита твоя голова, – сказала я, поражаясь таким доводам.
– Что ты сказала? – спросил он.
Голос Хейдена звучал пугающе спокойно. Он ждал дальнейших объяснений.
– Ты хочешь уверить всех, что заботишься о лагере в целом и не имеешь личных привязанностей. Ты хочешь выглядеть в их глазах суровым командиром. Но ты не настолько суров, как тебе кажется, – сказала я и вдруг ткнула его пальцем в грудь.
Хейден мельком взглянул туда, где только что побывал мой палец, потом снова поднял глаза на меня. Вид у него был оскорбленный.
– Да неужели? – язвительно спросил он.
– Представь себе! – огрызнулась я.
Расстояние между нами почему-то все время сокращалось, и теперь я уже обеими руками пыталась отпихнуть Хейдена подальше.
– Ты разыгрываешь из себя закоренелого эгоиста, которому на всех наплевать. А на самом деле ты привязан к каждому обитателю лагеря. Не надо особой проницательности, чтобы это увидеть. Ради них ты постоянно рискуешь жизнью, но пытаешься меня уверить, что привязанность к другим делает тебя слабее. Если бы ты всерьез в это верил, то не взвалил бы на свои плечи лагерь.
Я не замечала, как дышу все натужнее. Каждый вдох заставлял грудь тяжело вздыматься. Меня буквально трясло от злости на Хейдена. Он оказывался все ближе ко мне. Я отпихивала его со всей силой. Он внимательно смотрел на меня. От моих сердитых слов его дыхание участилось. Его ноздри раздувались, а челюсти были по-прежнему крепко сжаты.
– Хорошо, пусть тебе наплевать на меня. Только не вздумай говорить мне, что тебе нет никакого дела и до твоих солагерников, – продолжала я, выплескивая злость и эмоции. – Забота о других не ослабляет тебя. Она делает тебя человечнее.
– Ошибаешься, – медленно возразил он.
Я выпучила глаза, чувствуя, что устала спорить с ним:
– Думай как хочешь, Хейден.
– Ты ошибаешься, причем во многом, – добавил он.
От злости мне не стоялось на месте. От нее же меня трясло.
– Конечно. У вас же другие порядки, – прошипела я. – Так просвети меня, в чем я ошибаюсь.
На Хейдена это не произвело особого впечатления.
– Я объясню, почему привязанность к тебе ослабила бы меня. Я бы сразу начал думать о твоей защите, забыв обо всем остальном.
Чувствовалось, признание далось ему с трудом. Хейден опять сумел почти вплотную приблизиться ко мне. Он посмотрел на меня так, словно хотел испугать. В ответ я решительно посмотрела на него:
– Тогда я только рада, что ты не ослабляешь себя привязанностью ко мне.
Мой голос был убийственно спокоен и полон горечи.
Я едва успела договорить, как Хейден шагнул ко мне и его губы уткнулись в мои. Его руки обхватили мое лицо, притягивая поближе. Я еще толкала его в грудь, вяло пытаясь отпихнуть. Но мои попытки выглядели неубедительно, особенно когда губы таяли от поцелуя. Скопившееся напряжение начинало спадать. Пространство вокруг нас закрутилось в кокон, образовав наш собственный мир. Я больше не пыталась оттолкнуть Хейдена.
Наши губы были плотно сомкнуты. Хейден крепко обнял меня. Я расслабилась. Мои руки замерли на его груди. Жар его губ и рук выжигал из меня весь гнев. Сердце так и норовило выскочить наружу. Потом Хейден разорвал поцелуй и, тяжело дыша, уперся лбом в мой лоб.
– Естественно, Грейс, я привязался к тебе, – прошептал он.
Сказав это, он открыл глаза, чтобы следить за моим лицом.
В голове у меня все смешалось, я не могла придумать ответ. Не хотелось думать, что от привязанности ко мне Хейден станет слабее. Наверное, эту мысль ему когда-то внушили, и она успела крепко врасти в его сознание. Вырвать ее оттуда было непросто.
– Хейден, тебе незачем меня защищать, – ответила я.
Я надеялась потихоньку сломать эту его ложную уверенность. Пусть убедится, что ему незачем постоянно думать о моей защите.
– Знаю, – сказал он, медленно водя по моим щекам. Мы продолжали этот «поцелуй лбами». – Но это не значит, что я не буду пытаться.
Хейден
Никогда еще я не чувствовал себя таким уязвимым и неподготовленным, как сейчас. В мозгу проносилось множество разных мыслей. Я был твердо уверен: сознаваться в своей привязанности к Грейс опасно. Я хотел, чтобы мысли о ней не тревожили мой ум. Но я не мог взять произнесенные слова назад и отрицать их правдивость.