– А сын пусть собирается, – оборвал смех Турпал. – Он уйдет с нами!

– Сколько времени даешь на сборы? – мрачно спросил Висхан.

– Час. Может, сегодня придем, может, завтра. Он же не девушка на выданье, моджахед всегда готов к бою.

Проводив гостя, Висхан вернулся в дом. Встревоженный Шамсутдин ждал его.

– Про Железного Али ходят плохие слухи, – сказал он, как только отец ступил на порог. – Он вроде бросает людей в самое пекло, и ему плевать, сколько погибнет…

– Так и есть, – тяжело вздохнул Висхан. – Собирайся, сын. Дам тебе денег, поедешь в Москву сессию закрывать. Пересидишь там, а потом ситуация прояснится. Если я стану амиром, то возьму тебя к себе.

Тон его был непривычно мягким.

– А что ты скажешь этому Турпалу?

– Что-нибудь придумаю! – отмахнулся отец. – Собирайся быстро, они могут прийти в любой момент! Надо выбраться из республики, а потом уже сесть в поезд на Москву.

– Аскер меня отвезет на отцовской машине, – кивнул Шамсутдин. – Паспорт в порядке, я возьму учебники, зачетку. К студенту московского юридического института ни один кафир не придерется!

Висхан снова тяжело вздохнул и отвел взгляд.

– Но лучше объезжать блокпосты и не привлекать внимания…

– Конечно. Мы же все дороги знаем…

Через полчаса, коротко попрощавшись с отцом, молодой человек покинул свой дом. Он ненадолго зашел к Адлану и отдал необходимые распоряжения, потом за ним заехал Аскер. Вскоре неприметная «Нива» прыгала по разбитым проселочным дорогам, с каждой минутой удаляясь от родного села.

* * *

Шамсутдин уехал вовремя: вечером следующего дня снова пришел Турпал. Теперь его сопровождали еще двое: один – лет тридцати пяти, худой, высокий, в длинном кожаном пальто с меховым воротником и меховой шапке. У него были глубоко посаженные глаза, небритые впалые щеки, длинный тонкий нос, как у хищной птицы, губы прятались в густой бороде.

Другой – коренастый крепыш с длинной бородой, в камуфляже, высоких ботинках с берцами и камуфляжной кепке. От него пахло ветром, холодом и костром – в отличие от первого, он явно жил в лесу. У обоих на правом плече, на специально удлиненных ремнях – чтобы можно было быстро вскинуть и открыть огонь, висели укороченные «калаши» калибра 5,45 мм. Все трое бесцеремонно, по-хозяйски вошли в дом и, не дожидаясь приглашения, прошли в комнату.

– Это Хуссейн! – представил Турпал худого. – Он немного говорит по-арабски и знает повадки иорданцев. А это Вахид…

Он указал на коренастого. Ни Хуссейн, ни Вахид не то что не протянули рук, но даже не кивнули, будто бы вошли в пустой дом в отсутствие хозяина. Значит, не считают Висхана ровней себе. Ничего, после шуры все изменится…

Турпал потоптался на месте, но пауза затягивалась.

– Ладно, веди своего пленника, сейчас Хуссейн проверит, что он за птица! А я пока спрячусь за домом и войду неожиданно…

Висхан сходил в гараж и вывел «Султана». Тот смотрел настороженно и явно не понимал, что происходит и почему целый день его не кормили и никто к нему даже не заходил.

– Пришли люди из штаба фронта, – пояснил Висхан. – Они хотят поговорить с тобой и убедиться, что ты тот, за кого себя выдаешь…

Мухтарыч пожал плечами.

– Это будет легко, – совершенно спокойно сказал он.

Они вошли в дом. Мухтарыч увидел двух незнакомцев и черные раструбы автоматных пламегасителей, направленные в его сторону. Незнакомцы держали оружие у бедра, руки на спусковых крючках. С такого расстояния промахнуться невозможно, в случае чего, кинжальные очереди разрежут его пополам…

– Вот, это Султан, – представил пленника Висхан.

– Мах у айсмак?[33] – без приветствия, холодно спросил Хуссейн.

Эта фраза входила в число нескольких, которым их учили.

– Султан. Вонт?[34] – уверенно ответил Мухтарыч.

– Мин анти?[35] – не отвечая, задал Хуссейн следующий вопрос.

– Вонт?[36] – дерзко ответил Мухтарыч. Его знания арабского подходили к концу.

Но Хуссейн замешкался с ответом, Мухтарыч заподозрил, что собеседник знает арабский еще хуже, чем он сам. И выбросил последний козырь.

– Мэн ху гауйдук?[37]

Хусейн молчал. Он уловил, что его спрашивают о командире, но ответить действительно не мог: подозрения Мухтарыча были совершенно правильными. Исчерпав свои познания, он перешел на русский.

– Ты что, иорданец?

– Родился и вырос в Дагестане. А потом бывал и там, и во многих местах…

Хуссейн вытащил из кармана листок бумаги и заглянув в него, задал следующий вопрос:

– Где жил в Иордании?

– В Сухне…

Хуссейн кивнул.

– Куда ходил молиться?

– В старую мечеть у базара. К имаму Осману, – ответил Мухтарыч. Он понял, что «специалист по Иордании» повторяет те вопросы, которые им задавал Саббах и на которые Аюб знал ответы. А он их запомнил.

Хуссейн посмотрел на своего спутника и едва заметно кивнул: мол, пленник отвечает правильно… Вахид расслабился, автоматный ствол опустился к полу, палец оставил спуск в покое.

Хуссейн снова заглянул в бумажку.

– Где находится штаб чеченского сектора «Великого Джихада»?

– В Эз-Зарке.

– Сколько стоит проезд туда на поезде из Аммана?

Да, точно, вопросы повторялись один в один.

– Между Амманом и Эз-Зарком поезда не ходят.

– Почему?

– Рельсы не проложили.

Хуссейн усмехнулся.

– Правильно! А какой адрес штаба Организации в Эз-Зарке?

– Истикляль, 142, – нехотя произнес Мухтарыч. – Но такие сведения не стоит сообщать без крайней необходимости.

– Для тебя такая необходимость наступила, – уже мягче сказал Хуссейн, пряча бумажку в карман.

– А какими здешними подвигами похвастаешься?

– Моджахеды не хвастаются своими делами, – покачал головой Мухтарыч. – Но про засаду на колонну кафиров ты, наверняка слышал…

– Конечно, – кивнул Хуссейн. – Никто не знал, кто сделал. Значит, это ваша работа?

Мухтарыч отвечать не стал. Зачем разжевывать то, что и так ясно?