— Ты здесь… Тростинка моя… Я не смел поверить… Даже когда доложили, что левийская подданная пересекла границу Фрии с моим кольцом… Это ты, ты…

Его лицо кажется мне и родным, и чужим в то же время. Я уже успела позабыть, каково это: быть с ним рядом, в надежном тепле его рук, смотреть в его глаза и тонуть в их глубине. Прятать взгляд, робеть, смущаться, набираться смелости, чтобы вновь безнадежно тонуть в омуте его зрачков. Вдыхаю в себя его запах — теперь он даже пахнет по-новому. К знакомой свежей горчинке вместо грустной решимости добавился одуряющий аромат счастья и безудержной радости.

Однако вместе с памятью в мою голову очень некстати вернулась и досадная привычка к самоанализу.

«Ты его по-прежнему не знаешь! Очнись, Трофимова, он все еще прекрасный незнакомец! Ты же не поведешься на все его титулы, лоск и красивые глаза?»

Не поведусь, пожалуй…

Гарантии нет, но я постараюсь.

Ведь в сердце каждой женщины прячется маленькая девочка, верящая в красивую сказку про волшебного принца и любовь с первого взгляда.

За ироничным голосом самоанализа слышу гул моря, как в ракушке. Отстраняюсь на пару шагов от Ардо и озираюсь по сторонам. Этот приглушенный рокот исходит от людей, а точнее от их тихих переговоров. Мой жених оборачивается к присутствующим и обращается с торжественным заявлением:

— Позвольте представить вам мою будущую жену Лию Клерр, которая в самом ближайшем времени станет Лией Кроу.

Меня раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, до бабочек в животе приятно услышать эти слова от Ардо, путь и слегка преждевременно. С другой стороны, в моем мире принцы предпочитают жениться на ровне. Ну, если не принцы, то их родственники своей кровиночке уж точно предпочитают кого побогаче да познатнее! Печенкой чувствую: грядут проблемы, и оказываюсь права. Хором раздаются нестройные голоса:

— Но она левийка…

— Где такое видано, чтобы фрийцами правила какая-то левийка?

— Разве будущий король вправе идти против наших традиций?

Лицо моего жениха темнеет от гнева. Таким рассерженным я его никогда не видела. Признаться, в этот момент малодушно радуюсь, что разозлила его не я. Он отрезает:

— Решение принято. Выбирать за себя жену никому не позволю. Ни как вольный фриец, ни как будущий король.

И опять нестыковка внутри. Мне приятно, что он так уверен в нас, но что-то мне подсказывает: ставя точку в неоконченном разговоре, далеко мы не продвинемся. Первая заповедь эффективного общения: выслушай до конца!

— Выслушай их, — шепчу я Ардо на ушко. — Пусть выскажутся.

Получаю в ответ удивленный, задумчивый взгляд. Кусаю свои губы, не умеющие вовремя смолчать, и готовлюсь к резкой отповеди. Но, как ни странно, через несколько мгновений он изрекает:

— Впрочем, мудрый король, которым я надеюсь стать, выпьет из чаши чужих советов ровно столько, сколько ему требуется. Раз у вас есть доводы против нашего брака, я готов их выслушать.

Только теперь замечаю, что все присутствующие почтительно поднялись в присутствии стоящего кронпринца. Пока он берет меня за руку и ведет к своему месту, обещаю себе в ближайшее время изучить основы местного этикета. Мой спутник усаживает меня на стул, расположенный впритык к своему, садится сам, и наши сотрапезники вслед за нами тоже призмеляются на свои сиденья. Все, кроме одного, который, похоже, намерен держать речь.

— Наша сила — в традициях, светлейший, — многозначительно изрекает пожилой, белобородый мужчина. — Фрийские жены — не только умелые любовницы, заботливые матери, но и грозные воительницы. Что станет с нашей страной, если мужи королевства последую твоему примеру и станут брать в жены слабых, беспомощных левиек, во всем зависящих от магии?

С досады мысленно чертыхаюсь. Вот же гад! Бьет в самое уязвимое место! Черт меня дернул за язык предложить Ардо всех выслушать! Однако мой жених не теряется:

— Гиннар, твоя дочь слаборука. Она с трудом поднимает меч — такой уж родилась…Считаешь ее непригодной к замужеству с фрийцем?

Белобородый Гиннар сердито качает головой, крякает от возмущения и вскоре садится. Его только что ткнули носом в им установленные двойные стандарты. И правда, что на такое ответишь?

Тогда слово берет хорошенькая молодая особа, сидящая в метре от Ардо:

— Но, светлейший… Фрийские девы любят родину настолько, что готовы сложить голову ради ее блага и процветания. Что может дать Фрии эта гм… юная, неопытная левийка? Какой пример она покажет нашим девам, занимая столь почетное, видное место подле тебя?

— Эта юная, неопытная левийка умеет выращивать урожай, разводить скот, исцелять больных и даже принимать роды, — отрубает Ардо, а я еще больше зажимаюсь от этих слов, ведь ничего из вышеперечисленного делать не умею. Чувствую себя бесполезной, как дырявый таз, хотя мой жених и утверждает обратное. — Во время войны, когда большая часть из нас отправится сражаться, все эти навыки могут пригодиться в тылу. Впрочем, и в мирное время подобные знания принесут пользу. Не находишь, Кларита?

— Но полюбит ли она Фрию так же, как мы?

— Заботу об этом предоставь ее жениху, — улыбается Ардо. — Разумеется, будет легче привить моей невесте любовь ко Фрии, если местные жители отложат в сторону копья и продемонстрируют свое знаменитое радушие.

— Я поняла, светлейший, — говорит Кларита, заметно порозовев в щеках. — Если позволишь, я задам последний вопрос.

Ардо кивает и девушка продолжает, с вызовом вскинув головку:

— Ты левиец по отцу, всю жизнь прожил в Левии и выбрал себе левийскую деву. Так где твоя родина, сир Кроу? Здесь или там?

На дерзкую девчонку со всех сторон устремляется шквал осуждающих взглядов. Больше всего возмущения сквозит от миловидной девочки-подростка, сидящей совсем рядом с Ардо. Она сжимает сейчас рукоятку столового ножа с такой злостью, что, кажется, серебро вот-вот прогнется или взлетит в воздух и острием прильнет к горлу Карлиты. Даже я, далекая от местного этикета, понимаю, что эта говорящая заноза перешла все границы допустимого в разговоре с будущим сувереном. Но вопрос столь важен для всех, что осадить ее никто не решается… Кроме той самой девочки с ножом. Ее напудренное личико искажается от негодования, и она тоненько пищит, возмущенно взмахнув кулачками:

— Что к человеку прицепилась, поганка паршивая! Отстань от него! Пиявка ты зубастая, а не воительница!

— Изволь заметить, сира Катарина, зубастость воительнице не помеха, — усмехается Кларита, даже не удостоив собеседницу взглядом, продолжая неотрывно гипнотизировать моего жениха.

Принц едва заметно качает головой, с грустным упреком глядя на Катарину, и та как-то сразу стихает. Какое-то время, примерно, бесконечность, Ардо молча наблюдает за дерзкой чертовкой, что посмела ковырнуть по больному, затем отвечает:

— Я мог бы сказать, что впитал любовь ко Фрии с молоком матери. Мог бы заявить, что знаю здешний народ и традиции лучше вас самих, потому что мать не давала мне спуска в обучении. Мог бы объяснить, что вырос во фрийском островке, созданном матерью в самом сердце Левии… Но к чему слова, когда поступки всегда звучат громче? На пороге войны я оставил Левию ради Фрии. Мой выбор очевиден… Кто-нибудь еще желает высказаться? — на этих словах он обводит всех серьезным, внимательным взглядом, и больше никто не рискует роптать.