Я смеюсь.

— Неубедительно. В ваших академиях следует ввести курс идеологических споров. И вколотить в ваши утиные головы простую мысль, что в нормальном обществе не могут все быть богаты или бедны. Всегда кто-то будет жить лучше другого. И чем больше будет таких, как я, тем лучше в конце-то концов заживете и вы.

— Ладно тебе! Благотворитель обдолбанный… Сколько лет живу, а все слышу от таких сволочей, как ты: не мешайте нам урывать наши куски, мы же для вас стараемся, полюбите нас, и всем станет хорошо… А становится хуже и хуже.

— Сами виноваты. Не рветесь наверх. Привыкли бултыхаться в тине, как лягушки…

— Не каждый умеет воровать. Не каждый способен затоптать ближнего, чтобы вскарабкаться по его трупу чуть выше. Есть еще такая субстанция — совесть.

— Совесть? Гм… Что-то смутно припоминаю. Нечто из области метафизики. Астрология, алхимия… совесть… Или я ошибаюсь?

— Ошибаешься. Да и как тебе помнить! У кадавров и зомби она отсутствует по определению…

Сейчас я накинусь на нее, опрокину наземь. Пара пощечин — и она сделается смиренной, как рабыня. Одним движением руки располосую платье снизу доверху. Нашарю ее крохотную грудь, и будь я проклят, если она не оживет под моим прикосновением! Бедра эта ведьмочка раздвинет уже сама, открывая путь моей ладони к упрятанному в жесткую каракулевую шубку лону…

Потом последует тяжкий удар в основание шеи. А пока я буду булькать горлом и хрипеть, она змеей выскальзнет из-под меня и уже спокойно добьет своими железными пятками.

К черту. Мне нельзя рисковать. Да и физическое состояние тому не благоприятствует: любой эротический позыв болезненным эхом отдается в паху.

— Тс-с! — Я поднимаю ствол «уонга». — Кажется, явился хозяин.

Индира застывает. Ее профиль четко обрисовывается на фоне окна. Длинный нос с горбинкой, напоминающий клюв хищной птицы, Выступающий острый подбородок. Сбившиеся в колтун вздыбленные волосы. Юная баба-яга…

— Успокойся, я пошутил.

— Но я действительно слышала шаги! — шепчет она.

— Тебе мерещится. Спригган сюда не вернется. Он чует человека с оружием за версту.

— Плевать я хотела на сприггана! — взрывается она. — Там, снаружи, бродит какая-то сволочь. И если тебе не хватает пороху пойти и прогнать его, отдай мне «уонг», я сделаю это сама!

Возможно, это ловушка. Но, Бог свидетель, преподнесенная в весьма точных интонациях.

— Хорошо, я выйду. Только учти: малейшая попытка своеволия!.

Я сдвигаю брезент и боком, чтобы не выпустить ее из поля зрения, протискиваюсь наружу.

Моросит дождик. Его мелкие струйки слегка прибили к земле неистребимое облако смрада, и можно перевести дыхание. Бесконечное полотно туч начинает светлеть. На горизонте величественными призраками громоздятся стометровые башни Титаниса, с одной стороны к ним подступает каменное море жилых кварталов Заозерья — насколько мне известно, никакого озера там нет и в помине! — а с другой стороны полыхает зарево Северного Порта. За спиной неустанно бухает своими пресс-конвейерами завод.

Уже достаточно светло, чтобы обходиться без фонаря. Я осматриваюсь. Что это было? Шальной мутант? На сотни метров вокруг не наблюдается и намека на движение. Обманула, чертовка. Что-то придумала и на ясном глазу избавилась от конвоя, чтобы подстроить не угаданную мной ловушку. И стоит мне просунуть голову в хижину…

Внимание мое приковывает странный предмет, которого со стопроцентной гарантией не было здесь, когда мы явились. Простая пластиковая коробка из-под пива, небрежно перемотанная шпагатом. Контрастно белая на всепоглощающем фоне цвета лежалого дерьма.

Затаив дыхание, ступая бесшумно, подхожу поближе. Стволом пистолета сдираю шпагат, носком ботинка опрокидываю ящик набок… Из него выкатывается черная керамитовая капсула размером с детский кулак.

Вакуумная мина военного образца.

«Что же касается предмета, вы найдете его…»

Вот где я нашел этот предмет. На свалке. Заботливо подготовленный, в оригинальной, ничего не скажешь, упаковке.

Его отсутствие было последним, что сдерживало меня. Теперь более не остается препятствий к осуществлению акции.

Я не испытываю сомнений. Все равно отступать некуда. Путь открыт лишь в одном направлении — вперед.

Если мне подфартит, это будет великолепный финал карьеры авантюриста и мошенника Зомби. А из его праха родится умиротворенный, пресыщенный жизнью аристократ. Какой-нибудь Иоганн Альфред фон Зонненбранд, граф Мекленбургский…

Если же все обернется иначе, что ж — моя смерть будет сопровождаться музыкой архангеловых труб.

Господи, почему мне не грустно? Почему мне не весело? Почему мне даже не страшно? Почему мне — никак? Что я за человек такой, что живу всегда одним лишь действием и никогда — чувством?!

— Времечко ты выбрал для работы — гаже не придумаешь, — говорит Терехов, поеживаясь.

— Не я его выбирал, — ворчу в ответ.

— Темно, сыро, — продолжает ныть Терехов. — На душе муторно. Предрассветный час — самое дрянное время для ночь не спавшего человека.

— Ладно, ступай с богом…

Старший инспектор Терехов, новый шеф «пастухов», заступивший на место покойного Змеева, — тридцать лет, Академия, все ступеньки служебной лестницы без неожиданных взлетов и нелепых падений — прикладывает два пальца к виску, надвигает матово-черный шлем и неспешно, основательно устраивается в кресле рядом с водителем. «Мог бы и поторопиться, — отмечаю я неодобрительно. — Время нынче в большой цене. Змеев на его месте не садился бы в кресло, а вскакивал бы, как в седло…»

«Пастухи» отправляются на поиски Зомби. В их задачу входит последовательное прочесывание Гигаполиса на предмет обнаружения схемы Зомби, схемы Индиры Флавицкой или хотя бы маяка элкара, на котором те отбыли из Салона. Сомневаться в успехе оснований нет. Если, разумеется, все обладатели схем живы, а змеевский элкар не разрушен.

Провожаю взглядом взлетающие и уже в черном, подсвеченном прожекторами небе расходящиеся по спирали машины. Теперь мне надлежит идти уговаривать начальство. Ни душевное, ни физическое мое самочувствие к этому не располагают. Терехов, конечно, прав: человеку не следует шляться в утренние часы по высоким кабинетам. Особенно с бодуна… Тягостно вздыхаю и, волоча ноги, поднимаюсь по ступенькам парадного крыльца «Башни смерти».

Несмотря на ранний час на этажах Департамента довольно оживленно. И это действует особенно раздражающе.

Меня окружают люди, ничего не знающие о том, что творится, и потому беспечные. Одни куда-то спешат, другие, напротив, не спешат, а откровенно убивают время. Розовощекие юнцы в парадных мундирах и при кокетливо приобнаженных рукоятках шок-ганов болтают с барышнями из полиции нравов. Седовласые комиссары со значительным выражением на бульдожьих лицах несут свои распустившиеся в удобных креслах животы из кабинета в кабинет. Кто-то приветствует меня, кто-то окликает с намерением потравить байки — я не задерживаюсь ни на секунду. Меня слегка мутит — виновата, по всей видимости, лошадиная доза эскорана. Но ни дурное самочувствие, ни вообще все, что происходит вокруг, ничего не значит. Где-то запущен таймер, и он с безжалостным равнодушием отсчитывает секунды до ему одному известного момента. Когда все взорвется и частью взлетит в серые небеса, частью обрушится в преисподнюю. Только это и важно сейчас.