В этот момент на меня накатывает такая тоска, от которой хочется умереть на месте.

Я убила. Мужа своего зарезала собственными руками.

Отца своего ребенка убила.

Всхлипываю. Внутри словно огнем все поливают.

Господи. Что я наделала…

* * *

Чертовка. Мало того, что беременность скрыть пыталась, так она меня еще ножом пырнула. Притом здорово. Маньячка, блядь.

Я видел ее глаза в тот момент. Стеклянные, перепуганные, дикие.

Малика не ожидала этой херни также, как и я, вот только времени зря не теряла.

Гримаса боли исказила ее лицо, когда про притон услышала. Глупая.

Неужели до сегодняшнего дня верила, что я могу ее отдать в чужие руки? Верила, моя наивная упертая дурочка. Еще как верила.

Да я скорее убью ее, но не поделюсь ни с кем. Она моя. До последней капли крови. И ребенок в ней тоже мой, хочет она того или нет.

Пока я валялся на полу с ножевым в животе, эта кобра свалила, да еще и на чем. На моей самой дорогой и любимой тачке.

Девчонка угнала машину без зазрения совести, минуя охрану, которая даже пальцем ее не смела тронуть. Все помнили прекрасно, что жену мою касаться нельзя. И вредить ей тоже. Под страхом расстрела запрещено.

Когда меня нашли, я уже лежал в луже крови. По ощущениям, словно печень мне вспорола, однако на деле мне везет. Лезвие не глубоко вошло, спасли тренированные мышцы пресса, иначе бы реально прошибла. Женушка, мать ее.

Накладываю временную повязку, и сажусь в машину к охране. Мне нужно самому ее догнать. И наказать, сучку. В этот раз она перешла черту, и не отделается одним только шлепком по заднице.

Мы догоняем Малику буквально через двадцать минут, однако по маячку находим только машину в кювете. Авто пустое. Девки уже и след простыл. Блядь.

Я бы мог подумать, что она просто сбежала, но отчетливый тормозной путь на трассе, а также выбитое стекло с пассажирского сиденья говорили об обратном.

Она не сама в дерево врезалась с дуру. Ей помогли.

Блядь, проклятье!

Не сдерживаюсь, и луплю со всей дури по своей же машине, оставляя приличную отметину.

Ай, Малика…Смотри, к чему привела твоя строптивость. И себя на смерть пустила, и ребенка нашего. К гибели приведешь.

– Сука, сука!

– Господин Ахмадов, у вас кровь. Давайте в больницу.

– Пробейте ближайшие камеры. Ее на машине забрали. Найдите Малику. Любым путем.

Моя повязка уже вся кровью пропиталась. поэтому в больницу все-таки приходится заехать. Сучка ранила меня в мышцы прямо под ребром. Видать, в сердце целилась, как учил ее, да не достала.

Даже не знаю, как до сих пор сильное кровотечение не открылось, но зашивать все-таки приходится.

Лежа на столе у хирурга, получаю видео, от которого хочется крушить все вокруг. Люди Тураева. Это точно, блядь, они. Она мою жену забрали. Суки.

Я узнаю их по голосам, как бы они не старались их исказить. Твари, гребаные шакалы.

Как знал, что это Тур, падла работает, а значит, он уже труп. Как и все они.

Поставку, значит, захотел. Ее цена и правда пятьсот миллионов, вот только неужели они думают, что жизнь Малики стоит столько же?

Эта кобра сегодня чуть не пришибла меня. Сбежала, угнала и растрощила в хлам мою машину, и они мне за нее предлагают такую сумму выложить. Думают, что стоит?

Сжимаю зубы.

Бляядь.

Стоит. Каждый миллиметр ее тела стоит.

Малика.

Сучка сидит связанная. На лице красуется огромный синяк, и еще несколько порезов. Шея кровью залита.

Красные капли до груди спелой опускаются.

Дрожит сильно, аж подкидывает ее. Ревет.

Когда раздевать ее на видео начинают эти суки, дергается, а у меня в этот момент горит внутри все.

Одно дело, когда я сам ее наказываю, но совсем другое, когда какой-то падла руки тянет к моей жене.

Невольно сжимаю кулаки.

– Заканчивай шить. Ехать надо.

Глава 48

Наверное, я уж слишком раздражаю этих уродов, так как вскоре один из них подходит, и снова надевает мне мешок на голову, от которого еще сильнее подступает тошнота.

Вокруг царит гнетущая тишина, и я понимаю, что мне осталось недолго.

Они не оставят меня в живых вне зависимости от того, откликнется Вахид на их условие, или же пошлет к чертям.

Если Ахмадов и выжил каким-то чудом, наверное, он будет только рад тому, что меня похитили, и даже приплатит сверху за мою голову.

После того, что я сделала, в обратном исходе даже не сомневаюсь.

Я сижу, привязанная к стулу несколько часов, изредка слыша, как чиркает зажигалка, или эти уроды коротко переговариваются между собой.

Я больше не плачу. Слез нет. Выплакала уже все.

Руки и ноги сильно затекли, а нежная кожа губ уже просто горит от клея скотча. Наверное, оно и хорошо, что сейчас у меня на голове мешок, так как уроды меньше обращают на меня внимание, и я не ловлю постоянно их голодных взглядов на своем теле.

Если бы хоть один из них тронул меня, я бы сама застрелилась. Помогла бы им лишить себя жизни без всяких денег.

Сильно вздрагиваю, когда тишину разрывает какой-то щелчок, после которого откуда-то сзади начинают доноситься просто адские звуки перестрелки.

От ужаса замираю. Если бы я могла убежать, я бы сделала это, но стул слишком тяжелый, и как я не пытаюсь, не могу даже с места сдвинуться.

Пробирающий гром от обстрелов словно парализует меня и, кажется, именно в этот момент я прощаюсь с жизнью. У меня нет надежды.

Из горла вырывается хриплое мычание, когда я чувствую, как моих рук кто-то касается горячими пальцами.

Волна боли тут же проносится по телу. Они пришли за мной. Меня убьют первой, как свидетеля.

– Мммм! Мммм!

– Тихо. Это я.

До боли знакомый голос, который душу сейчас мне режет без ножа. На глаза наворачиваются слезы.

Морщусь от яркого света, когда одним рывком с меня снимают мешок, и я тут же улавливаю сильный запах. Его запах.

Поднимаю взгляд, и встречаюсь с черными глазами напротив. Вахид. Он стоит напротив меня, склонившись, и прожигая меня взглядом.

Он выжил, выжил! А значит… совсем скоро он меня убьет.

Вздрагиваю, когда мужчина достает нож, и срезает скотч с моего рта, отодвигает его, царапая кожу.

От сухости во рту язык едва ли шевелиться, а губы, кажется, совсем потрескались, но я должна. Должна сказать.

– Вахид…прости. Я не хотела тогда. Не хотела ранить тебя.

– Дома