Но в итоге Ксюхе пришлось не так уж плохо – она доживала свой век травницей, ведьмой, которую побаивались, а о прошлом ее все словно забыли – или она отвела всем глаза. Или так ужасно было ее уродство – все же ее пытались убить, но лишь искалечили, – что люди старались не задерживать на ней взгляд.

Но именно она сделала так, что по старой памяти Датчанина до сих пор никто не смел тронуть на Китае. И он до сих пор помогал ей иной раз, хотя она была почему-то убеждена, что именно он – главная причина ее несчастий. И помощь его принимала, бранясь и ворча. В свою очередь, правда, когда случалось ему сильно перебрать, помогала своими травками. Но, похоже, на остальных озлобилась всерьез.

«Интересно, а что было бы с Ксюхой, если бы тогда, в самую первую встречу, услыхав ее крик, я прошел равнодушно мимо?»

Странно все-таки, что в памяти его первым делом ожили самые давние воспоминания. От кого-то он слышал, что так бывает при склерозе – вспоминают то, что было двадцать лет назад, а вчерашний день не помнят. Вот он, например, все еще не мог понять, какая цепь событий привела его сюда. Зато, как наяву, услышал голос матери: «Саша опять на тебя жаловался». Саша – это был отчим. Вспомнил Сергей и запах нагретой солнцем пыльной травы в парке, где сидел, не желая возвращаться домой. И крики чаек, круживших у пруда.

Не было уже в живых ни матери, ни отчима. Да и чаек тоже не осталось. Но как ни безотрадны были эти воспоминания, последующие двадцать лет были еще тоскливее.

Потом он вспомнил девочку с точеным личиком, у которой в ушах качались сережки в виде морских коньков. Девочка выхаживала его, спасала.

«А я отправил ее к Ксюхе. Зря отправил. Ксюха – злая. Не так уж она виновата, она просто сломалась. Но девочку посылать к ней не надо было. Гад я, все-таки, только о себе думал».

Вспомнил он и имя девушки с оливковой кожей. Маша. Это она звала его Сереньким. Надо ее найти. И тут же он вспомнил, что ее больше нет. Застонал. Машу он угробил, это теперь было ясно. Нерешительностью своей угробил. И с той девочкой, Никой, обошелся плохо.

Он прислушался к себе. Попробовал пошевелить рукой. Он чувствовал невероятную слабость, но ум был ясным, на душе впервые за долгое время было спокойно. «Пусть прошлое хоронит своих мертвецов. А я, может быть, попытаюсь все-таки начать жизнь заново. Вот только с Никой нехорошо как-то вышло. Надо будет ее навестить, убедиться, что она в порядке, сказать спасибо. Если бы не она, я бы совсем пропал».

На следующий день к нему пришел посетитель.

– Привет, – сказал вошедший. – Ну, молоток! Мне как сказали, что ты в себя пришел, – я тут же все бросил, и сюда. Уж больно ты плох был – думали, не выкарабкаешься. Да нашего брата не так-то легко убить.

Больной молчал, разглядывая гостя. Волосы до плеч. Татуировки, косуха, бандана, серьга в ухе. Что-то было во всем этом знакомое. Гость, улыбавшийся сначала, нахмурился.

– Ты чего, брат? Неужто опять не узнаешь?

– Ты – сталкер, – вдруг уверенно выговорил больной.

«Какое же у него погоняло? Что-то металлическое, вроде? Железный? Оловянный? Нет, Медный, точно».

Гость обрадовался.

– Класс! Вижу, уже на поправку идешь. А что не сразу узнал, так это ничего. Я сам тебя в первый раз еле узнал. Тем более ты, бритый, сразу стал на Хантера похож. А меня попросили тебя навестить – Дикий попросил. Ты чего, и впрямь ничего не помнишь? Дикий тебя сюда и пристроил – у него связи будь здоров, по всему метро. Ты же его ребятам помог от стигматов отбиться на Мясницкой. А потом тебе на башку кусок стены свалился. Они тебя в метро притащили, и Дикий всех на ноги поднял, чтоб в лучшее место тебя отправить. А кто ты, он сперва понятия не имел. Часовые на Чистых прудах вроде вспомнили, что кто-то из сталкеров наверх выходил. Но они в фамилии-то в пропусках не особо вчитываются. Тем более в кругах коллег ты больше известен как Датчанин.

«Точно. Я – Датчанин. А те жуткие создания – это были стигматы, конечно», – облегченно подумал Сергей, вспомнив оживших мертвецов. Прошлое начинало, наконец, проясняться.

– Я в чайный магазин ходил… – пробормотал он.

– Да ты вообще крут! Не бойся, о вещах твоих Дикий позаботился, все будет в сохранности. Пока не поправишься. На чае можно неслабо подняться.

– Там, в магазине чайном, чертовщина… Ментал, что ли? Я видел трупы. А потом мне самому такое мерещилось – не знаю, как выбрался.

– Да не, места там, конечно, еще те, и нечистью попахивает за версту. Но, думаю, конкретно в магазине никакого ментала нет – а то и ты бы оттуда не вышел. Там просто чай бродит. Знаешь, я читал, что особенный чай раньше получался в одном высокогорном монастыре. Когда он несколько лет прел в сыром помещении, галлюциноген такой получался. Новый сорт монахи случайно вывели, прикинь. А тут – представляешь, сколько времени чай в сырости валялся? Так упрел, что уже от одного запаха с ног валишься. Туда надо группами ходить. А тебе еще, небось, на старые дрожжи удачно легло. Ведь ты, говорят, допингом баловался, – понизив голос, проговорил Медный. – Не бойся, я тебя не выдам. Но лучше бросай ты эту дрянь, отравы вокруг и без того хватает. Едим отраву, дышим отравой. А в чайный магазин вообще хорошо бы проложить тропинку. Ведь до сих пор никто не знал, что там творится. Почему люди пропадают. Были такие, на кого запах не действовал, – но их по пальцам пересчитать можно. Они просто брали, сколько могли, и уходили. И никто не понимал, почему остальные оставались там навсегда. Теперь мы хоть о чем-то догадываемся. Чур, я в доле – возьмешь с собой в следующий раз? Все по уму сделаем, кого-нибудь поставим снаружи сторожить – чтоб вытащили нас, если что.

– Посмотрим, – слабо улыбнулся Датчанин, – дай очухаться. А еще что в метро произошло, пока я в отключке валялся? Все хотел спросить, что там, на 1905-го? К ним монстр какой-то вроде рвался?

– Да все у них отлично. Представляешь, нашлась-таки девица, которая их монстра прикончила. Или он сам сдох. В общем, наладилось все.

– А что за девица? Сталкерша?

– Да нет. Самое смешное, что вроде обычная девица. Явилась откуда-то с окраин.

– Ну вот, опередили меня. Только собирался пойти, предложить свои услуги. Этак скоро женщины у нас весь хлеб отберут. Ладно, тогда, может, как поправлюсь, попробую в Питер податься.

– Ну, ты и тут не первый будешь. Говорят, свинари уже кого-то на самолете туда отправили.

– На самолете? – поразился Датчанин.

– Ну да, нашли какой-то. Странно не то, что самолет сохранился, а что кто-то за двадцать лет не забыл, как им рулить. Так что ждем новостей из Северной столицы. Хотя, может, байка очередная. Кто знает? А если даже не байка, если даже по дороге не рухнут и до Питера долетят – не факт, что сумеют вернуться, чтоб рассказать об этом. А с чего это тебя на подвиги потянуло? – подозрительно спросил Медный. – Таким крепким чаек оказался – до сих пор колбасит?