– Куда мы? Что это? – Анна очнулась вдруг у запертых ворот.

Они прошли порядочное расстояние – берег реки, свернули в лес, потом пересекли бывшую пасеку – Анна узнала ее сразу. И теперь остановились у ворот, которые Марк молча отпер своими ключами.

– Это и есть дача друга. Проходи.

Он взял Анну за руку. Они миновали заросший кустарником участок и вошли в дом.

– Хорошо здесь. Деревом пахнет. – Анна осмотрелась.

– Да, славно, – кивнул Марк, – этот дом замечательный. Он небольшой, но уютный, тихий и вокруг него никаких приглаженных лужаек, только сосны и шиповник. И смотри, из окна видна река.

Они уже стояли в гостиной перед большим низким окном.

– Река, – эхом повторила Анна и повернулась к Марку.

– Тебе не интересна река? – спросил он, обнимая Анну.

– Я ее уже видела. Только что, – ответила она, утыкаясь лицом в жесткую льняную ткань его рубашки.

– Ты не любопытна.

– Совсем.

– Это плохо.

– Очень. Ты – колешься. Рубашка колется. – Анна потерла ладонью щеку.

– Придется снять.

– Снимай.

– Не честно. Ты в платье.

– Я сниму его.

Они стояли, обняв друг друга, и не шевелились. Казалось, что малейшее движение будет камешком, предвещающим камнепад. И каждый из них боялся погибнуть под ним.

– Мы до сих пор одеты, – улыбнулся Марк, – и это ужасно глупо…

«И что же я наделала?! Зося. Сергей. Моя Наташа и… Господи, почему я сейчас думаю о них всех? Но не думаю о себе и о нем», – подумала Анна и повернулась к Марку. Тот лежал, прикрыв глаза, но Анна поняла, что он не спит.

– Нам надо вставать. И ехать, – произнесла Анна, не двигаясь с места.

– Зачем?

– Вечер. Скоро наступят сумерки.

– Ничего страшного. Мы можем не спешить.

– Но я хочу есть!

Марк открыл глаза и рассмеялся:

– Сейчас пойдем поедим.

– Марк, нам лучше вернуться в отель. Порознь.

– Вернемся, не волнуйся.

– Я не волнуюсь. Мне неудобно… Зося. Она настоящая. Она такая, что пойдет до конца. Зося очень хорошая. – Анна вызывала к жизни дух Зоси.

– Анна, ты уезжаешь послезавтра, – сказал Марк. – Мы – через три дня. И не будет больше ничего. Понимаешь, не будет. И мы имеем право…

– У нас нет никаких прав. И ты это знаешь. – Анна погладила Марка по волосам. – Даже вспоминать мы не сможем.

– Почему?

– Потому, что некрасиво и…

– Можно тебя попросить?

– Конечно.

– Помолчи. – Марк повернулся к Анне и обнял так, что она чуть не задохнулась.

Анна уезжала домой в суматохе сборов. Московский поезд уходил только вечером, но Анна в этот день опоздала на завтрак и не пошла на пляж. Ей не хотелось встречаться с Марком и Зосей. И Валеру тоже видеть не хотелось. Она мысленно уже распрощалась с этим местом и с этими людьми и теперь ей хотелось быстрее вернуться в привычную жизнь. То, что произошло между ней и Марком, очень мучило. План просто побывать в родных местах, предаться воспоминаниям и успокоиться провалился.

Собрав вещи, Анна прилегла отдохнуть, но вместо сна, который помог бы скоротать оставшееся время, и вместо еще недавнего сладкого влюбленного беспокойства, к ней пришла досада на неладно скроенную жизнь. «И зачем только я сюда приехала?! Взморье в июле – это действительно безумие», – ворочаясь, думала Анна.

В том же самом хмуром беспокойстве она добралась до вокзала, устроилась в купе, разложив все свои сумки по местам, еле дождалась, пока вагон уснет. Когда проводники приглушили свет, Анна вышла в коридор вагона, прижалась лбом к ледяному окну и заплакала. Мимо нее пробегали ночные туманы, желтыми кометами проносились огни маленьких станций, а она, укачиваемая спешащим поездом, прощалась со своими воспоминаниями.

* * *

Московская осень порой бывает лучше московского лета. Астры, гладиолусы, поздние флоксы – под жарким солнцем сентября их цветы и зелень пахли горько, пряно. Паутина, окутавшая соцветия, напоминала о приближении холодов, но сейчас в городе было жарко.

Анна закончила генеральную уборку.

– Мама, ты убираешься уже полтора месяца, – напомнила ей дочь, заскочившая в гости на минутку.

– Что ты выдумываешь? – рассердилась Анна. – Какие полтора месяца?

– Полтора месяца прошло с тех пор, как ты вернулась из отпуска. Вот полтора месяца ты и убираешься. Выбрасываешь, ломаешь, рушишь, наполняешь мешки, носишься на свалки. Мама, я начинаю волноваться. Что с тобой приключилось?

– Во-первых, я все-таки работаю! Времени не так много. А во-вторых, – отвечала Анна, удовлетворенно оглядывая основательно опустевшую квартиру, – лишнее надо выбрасывать. Иначе задохнешься в прошлом!

– Звучит программно. – Наталья внимательно посмотрела на мать.

Анна из отпуска вернулась похорошевшей, еще более похудевшей и совершенно издерганной. Дочь это отметила сразу. Ее мать всегда была спокойной и выдержанной. Наталья даже иногда удивлялась этому умению держать себя в руках. Но сейчас случилось что-то, что нарушило внутреннее равновесие. «Вот тебе и прошлое, вот тебе и воспоминания, вот тебе, мамочка, обещанный ящик Пандоры», – мысленно приговаривала Наталья, но внешне оставалась невозмутимой. А иногда даже подхваливала:

– Мама, диван отличный ты купила, мы тоже такой хотим!

В квартире Анны вообще почти все теперь было новым – мебель, шторы, коврики, покрывала. Пес Перчик уныло бродил меж этой благоухающей мебельным магазином роскоши и тихо страдал. Грызть, царапать и слюнявить явно было нельзя. Во всяком случае, пока он не рисковал.

– Ну что, собака, твоя хозяйка сама загадка, – иногда говорила ему Наталья и гладила за ушком, – ничего, Москва свое возьмет. Потерпи. И мы потерпим.

Действительно, домашние терпели. Анна стала строга, сурова и требовательна.

– Мама, чем ты недовольна? У меня такое впечатление, что виновата ты, а сваливаешь на нас! – не выдержала однажды дочь.

И Анна вдруг испугалась. Испугалась, что потеряет ту гармонию, которая много лет царила в ее круге.

– Я всем довольна, – тут же поторопилась объяснить она, – ну только иногда раздражаюсь. Это возраст, сама понимаешь!

Дочь кивнула и тут же предложила:

– Сходи к врачу. Сейчас полно средств. Тебе пропишут таблеточки. И все пройдет. Чего себя мучить!

Анна облегченно вздохнула – «тот самый» возраст еще не наступил, но отговорка была очень удобная.