Кирилл гремел металлической дверкой щитка на площадке, щелкал тумблерами, но свет не появлялся.

— Да не дергайте вы щиток, — раздался недовольный старческий голос. — По всему стояку нет света, аварийную вызвали, уже два часа ждем.

— Понял, — Кирилл вернулся в квартиру и закрыл дверь. — Слышала? Мосэнерго устроило нам интимный вечер при свечах. Хорошо, что у меня они есть.

Он долго рылся в большом угловом шкафу, вынул оттуда упаковку длинных белых свечей и вставил их в стоявший на камине канделябр.

— Вот так… — подхватив канделябр, свободной рукой он обнял меня за плечи: — Идем… — И мы пошли в спальню.

— Знаешь, что мне нравится в тебе? — поставив свечи на комод, сказал Кирилл, поворачиваясь ко мне. — То, что с тобой не приходится что-то изображать. Ты не ломаешься, не строишь из себя недотрогу. Без слов все понимаешь. — Говоря это, он расстегивал пуговицы на моей блузке, снимал юбку, расстегивал лифчик. — И при этом ты никогда не выглядела доступной, Варька… черт побери, какие чулки… — Он опустился на колени и прижался лицом к моим бедрам, обтянутым тонкими черными чулками. — Ты меня будоражишь, дорогая…

У меня шумело в голове от выпитого в кафе вина, хотелось лечь и уснуть, но я понимала, что должна позволить Кириллу сделать то, чего он хочет. Возможно, мне тоже это будет полезно — хоть голову освобожу от ненужных мыслей. Секс с Кириллом всегда давал мне такую возможность.

— …Ты какая-то холодная сегодня, как рыба, — выдохнул Мельников, лежа на спине и вздрагивая всем телом.

— Что — не понравилось? — не открывая глаз, спросила я, стараясь не шевелиться.

— Да отчего же… эмоционально ты меня пугаешь, вот что, а так-то все на высоте, как обычно. Всерьез переживаешь, что ли?

Он встал и ушел в прихожую, вернувшись оттуда с сигаретами и зажигалкой:

— Будешь?

— Нет.

— Ни за что не подумал бы, что ты станешь так переживать разрыв с мужем.

— Оставил бы ты эту тему, — попросила я, закидывая руки за голову, — неужели не видишь, что я не готова это обсуждать, а тем более — делать это с тобой.

— А с чего вдруг я — такое исключение? По-моему, с кем, как не со мной, тебе стоит это обсудить? Или я не единственный претендент на вакантное место твоего супруга?

— Тебе не приходило в голову, что я не планирую выходить замуж снова?

— Ой, Варвара, я тебя прошу — давай без этого. Ты не из тех женщин, что будут коротать век в одиночестве. Тебе нужен мужик, желательно сильный, хваткий и с положением, чтобы ты не чувствовала себя ущербной.

— А с чего это я должна чувствовать себя ущербной? Я вполне самодостаточна и могу обойтись без мужской поддержки, ты не хуже меня это знаешь. — Я поставила пепельницу ему на грудь и села, поджав ноги. — И вообще — не все в жизни решается наличием в ней мужчины, дорогой, — не знал?

Мельников докурил, убрал пепельницу и, перевернувшись на бок, подпер кулаком щеку, глядя мне в лицо:

— Может, и не все… Но ты никогда не жила одна, дорогая. Тебе слишком нужен мужчина, хоть себе-то признайся. И развод предстоящий тебя пугает хотя бы потому, что уже не будет возможности цепляться за твоего дирижера. А такой женщине, как ты, и в обществе-то без мужчины появляться неприлично. Так что — будешь мальчиков-эскортников цеплять в агентствах? Или сразу жиголо какого заведешь?

— Кира, что за бред? Касаемо спутников — у меня никогда не было в них недостатка.

— Да, как же я забыл о Руслане…

Я подскочила, как укушенная, — о Руслане Мельников не знал и знать не мог. В тех местах, где мы появлялись вдвоем, он не мог быть априори — не тот круг. И уж точно я никогда не произносила имя Руслана в его присутствии.

— Откуда ты знаешь о Руслане?

Кирилл потянулся, как сытый кот, и хитро посмотрел на меня:

— Что, испугалась? Я еще много чего о тебе знаю, дорогая.

— Ты не ответил.

— А что — это такой большой секрет? Ну, видел тебя как-то на приеме, а ты меня не заметила.

— На каком приеме? — продолжала настаивать я, хотя видела, как Кирилл пытается перевести все в шутку.

— Да не помню уже — в австрийском посольстве, кажется.

— Ты не мог видеть меня там.

— Это почему это вдруг?

— Потому это, что прием был закрытый — только для членов того Думского комитета, который возглавляет Руслан. Что ты на это расскажешь? Что в окно подглядывал?

Мельников сел и как-то недобро окинул меня взглядом — так, что я даже поежилась:

— Слушай, Варвара, хватит меня на мелочах ловить. Я просто так сказал — а ты прицепилась. Ну, чистая Щука, правильно тебя прозвали.

— Ты с темы-то не соскальзывай.

— А я все сказал. Ляпнул наобум, а ты все подтвердила.

Я умолкла, но внутри почему-то скреблось неприятное — о Руслане практически никто не знал. Зато на том приеме я мельком видела своего дядюшку, но это и понятно — у него были какие-то дела с большой австрийской фирмой, не знаю подробностей, но то, что его пригласили в посольство отдельным пригласительным билетом, точно — бабушка говорила.

— Вина хочешь? — спросил Кирилл, обнимая меня и притягивая к себе.

— Хочу.

— Смотрю, ты стала крепенько прикладываться, — пошутил он, вставая.

— Имею право.

— Ну-ну…

Он ушел на кухню, а я, почувствовав, что замерзла, стянула покрывало и забралась под огромное одеяло, пытаясь согреться. Почему-то никогда у меня не возникало вопроса о том, спит ли кто-то, кроме меня, в этой постели. Наверное, потому, что я чувствовала — нет. Мельников, насколько я его знала, был брезглив, а потому вряд ли оставил бы то белье, на котором спал еще кто-то. Да и пахло в его спальне всегда только одной туалетной водой — его.

Кирилл вернулся с двумя бокалами и тарелкой сыра и оливок, пошутил, протягивая мне бокал:

— Сегодня можешь лить в постель безбоязненно, оно белое, пятен не будет.

— Очень остроумно, — пробормотала я, делая глоток.

— Ну-ка, иди сюда, — он забрался в постель, поставил тарелку и сел, притягивая меня к себе. Я оказалась между его коленей, легла удобнее, устроив голову на его животе, и отхлебнула еще. — Значит, ночевать у меня будешь?

— Если ты против, поеду к себе.

— Не говори глупостей, — он поцеловал меня. Поцелуй отдавал вином — терпким, совсем несладким, я такое любила.

Уснула я как-то незаметно — вроде говорили о чем-то, а потом раз — и тишина, плотная и густая. И спокойствие — абсолютная безмятежность, отсутствие тревоги и страха. Наверное, это было как раз то, о чем я мечтала последние несколько дней.