Когда идешь на кабана, главное — не сплоховать. Пешему охотнику взять кабана на копье — дело нелегкое, и трусу оно не под силу. Кабан не прощает ошибок. Чуть промедлил, и вот уже дичь становится охотником, и топчет незадачливого человека, разрывая клыками бедренные жилы. И пяти минут после такого не прожить. Неудачник истекал кровью тут же. Свинья, да еще с поросятами была еще страшнее. Она будет остервенело рвать врага зубами, не обращая внимания на то, что тот давно уже умер. Она будет трепать истерзанное тело охотника, не обращая внимания на удары копий и повисших на боках собаках. Она, свинья, сходит с ума от запаха крови и от злости на того, кто рискнул посягнуть на ее потомство.

Настоящий трофей для потомка Меровея — кабан или медведь. Бить стрелами оленей — удел черни[42]. Это как старую корову зарезать, в этом нет чести. Только тот зверь, что может убить тебя сам, достоин стать добычей короля.

Добрята спешился и взял копье, что подал ему ловчий. Кабанье копье не годится для войны. Толстое древко длиной чуть больше человеческого роста и широкий длинный наконечник с перекладиной, что не даст провалиться в тушу, и позволит нанести еще один удар. Если повезет…

Раздался треск кустов и на просеку выскочил здоровенный секач.

— Ха-а-а! — заорал король, привлекая к себе внимание.

Кабан развернулся и, всхрапывая, понесся прямо на него, взбивая копытами снег. Он раскрыл пасть в предвкушении. Сейчас он собьет человека с ног, а потом разорвет его зубами и клыками. И даже рослые псы, что повисли на нем, лишь слегка замедлили эту тушу, уже взявшую разгон. Добрята выставил копье вперед. Секач — скотина тупая, но свирепая. Он насаживается на наконечник сам, но нужно вовремя уйти с его пути, иначе просто затопчет.

— Есть! Попал!

Кабан поймал копье пастью и пронесся вперед, путаясь в ногах. Копье вывернуло из рук Добряты, и секач унес его с собой. На нем гроздьями повисли собаки, но добыча уже слабела.

— Копье мне! — заорал Добрята, и ловчий подал ему свое.

Король ударил секача под левую лопатку, чуть выше того места, где начинается передняя нога, и сделал режущее движение в ране. Хлестанула черная кровь из рассеченных сосудов, и секач захрипел, теряя жизнь с каждым вздохом.

— Хорошо! — разгоряченный Добрята влил в себя половину фляги с вином, заливая тонкое сукно плаща. Свита одобрительно зашумела. Удар был хорош!

Егеря сноровисто уложили кабана на волокуши, которые смастерили тут же из молодых березок. Эта добыча станет главным блюдом на сегодняшнем пиру, где знать королевства будет чествовать своего нового повелителя.

— Я хочу поднять кубок за нашего короля! — герцог Альберих, что правил Арелатом, поднял деревянную чашу. — В Константинополе вырос, а гляди, как лихо кабана на копье взял. Настоящий потомок Хлодвига! Кровь старых королей в нем! За Хильдеберта, короля всех франков!

— За короля! — заревело собрание, заливая в себя вино. Вилла была богатой, а ее виноградники давали урожаи уже не первое столетие, собирая терпкий рубин в огромных бочонках.

— Альберих! — встал Добрята. — Тост хорош, но в нем есть один изъян.

Герцог с обидой посмотрел на Добряту, медленно наливаясь кровью. Он был оскорблен до глубины души.

— Что не так в моих словах… король? — последнее слово он просто выплюнул, а не сказал.

— Принесите герцогу серебряный кубок! — Добрята словно не заметил его злости. — Прими его в дар от меня, отважный Альберих. Не к лицу тебе пить из деревянной чаши, словно какому-то простолюдину. И скажи еще что-нибудь, раз уж твой новый кубок пуст.

— Да я… — просиял простодушный герцог. — Да я за тебя! Ух, хорош кубок! Добрая работа! Ромейская, не иначе?

Работа была новгородская, как и прозвучавшая незатейливая заготовка, каких в голову Добряты напихали предостаточно. Но это никому из присутствующих знать было не обязательно. Работу со знатью они с князем обсуждали не раз и не два. Пир — это тоже нелегкий труд, где знакомятся между собой нужные люди, проявляется щедрость и находятся новые союзники. И не беда, что все герцоги к утру будут лежать лицом в объедках, а пиршественная зала будет заблевана и изгажена. Не беда, что мебель порубят мечами, а служанок прижмут в темном углу, не спрашивая их согласия. Это же просто мелочь, ведь кубки у Добряты еще не перевелись, а желающих сказать тост было, хоть отбавляй.

* * *

Январь 630 года. Новгород. Словения.

Бакута, списанный по ранению сотник, заведовал почтовой службой княжества. Почему сотник не стал корчмарем или не сел в лавчонку на торгу? Ответ был прост. Сотник Бакута был грамотен, и постиг он эту нелегкую науку с такой скоростью, что учитель Леонтий, который тогда пытался учить комсостав легиона, побежал к князю и, забрызгав того слюной, попросил перспективного сотника из армии уволить и ему, Леонтию в обучение отдать. Потому как он, Леонтий, из него ученейшего мужа сделает, и в самые короткие сроки. Емкая память и необыкновенно цепкий ум сделали чудеса. Сотник освоил грамоту и счет, играючи, но из армии уходить отказался наотрез. На кой ему это учение сдалось? Посмеялись тогда все, но Самослав Бакуту запомнил, и когда тот, отражая налет мелкой банды залетных лютичей, охромел, то князь тут же вызвал его к себе. Толковые люди нужны всегда, а тут огромные просторы требовали непрерывного обмена информацией, иначе окраины быстро забудут, что они окраины, и почувствуют себя самым, что ни на есть центром.

Бакута и, впрямь, оказался хорош. Уже через пару месяцев он, исходивший всю Словению из конца в конец со своей сотней, проложил маршруты в каждое жупанство, разработал график отправки почты и создал систему промежуточных станций, где гонцы могли менять лошадей и отдыхать. В почтальоны наняли двужильных авар, для которых, по совету князя, пошили неимоверно цветастые кафтаны с меховой оторочкой и вышивкой. Варварская пестрота сделало свое дело, и от желающих пойти в почтальоны отбою не было. Не всякий жупан одевался так нарядно, как простой гонец из почтового ведомства. Какой-нибудь юноша из рода тарниах, приходя на побывку домой, ловил на себе восхищенные взгляды всех девок на выданье, всех девок, которых уже успели выдать и даже тех, кого выдавать еще было слишком рано. И платили таким всадникам серебром на государевых харчах. В общем, уже месяца через три почта Словении заработала, как неизвестные здесь пока часы, пронизывая огромную страну нитями конных и санных маршрутов. Гонцы везли письма, везли распоряжения князя и Больших Бояр, везли и