– Доволен? – спросила я, вытирая рукавом рот, а потом лоб.

Я вспотела, и это казалось странным. Мы забрались далеко на север, тут ведь должно быть холодно. Вероятно, рассуждения об огромном дурацком дереве утомили меня.

Наконец Дюррал открыл один глаз, посмотрел на дерево и снова закрыл.

– Ты мне ничего не сказала.

– Ты что, спал? Я описала каждый дюйм чёртова де…

– И всё это я мог выяснить, просто взглянув на него сам.

Он пытается спровоцировать тебя на спор. Не позволяй ему.

Я ласково спросила:

– Ты забыл ту часть, где я нюхала и жевала кору? И вдобавок: что, по-твоему, я могу сказать такого, чего ты не видишь сам?

Он помолчал секунду. Потом ещё одну и ещё одну… Когда мне начало казаться, что Дюррал вот-вот захрапит, он спросил:

– Неужели дерево существует только сейчас?

– В каком смысле?

И снова я сдержалась, чтобы не потерять терпение. Наша сделка предполагала в числе прочего, что в качестве его тейзана – так аргоси называют учеников (хотя Дюррал считал этот перевод слова довольно тупым) – я имела право задавать любые вопросы, какие хотела. Однако любые вспышки гнева, раздражительности и возмущения должны были превращаться в нечто вроде: «Юный тейзан сообщает своему маэтри, что очень устал, больше не может сегодня впитывать его великую мудрость и хотел бы вздремнуть».

– Нет, – сказала я наконец. – Дерево существует не только сейчас.

Слова вроде «хорошо» или «молодец» в лексиконе Дюррала практически отсутствуют. Он что-то пробурчал и потребовал:

– Расскажи мне о других моментах, когда существовало это дерево.

Не видя иного способа закончить этот урок, я принялась описывать, как дерево появилось из жёлудя или какого-нибудь другого семечка… ну, или откуда берутся деревья? Я была уверена, что Дюррал меня спросит. Что я, по его мнению, должна точно знать, какое это дерево.

Он ничего такого не спросил. Просто кивком велел мне продолжать.

Итак, я объяснила, что некогда в прошлом это был росток, потом молодое деревце и, наконец, через несколько десятков – или, может быть, сотен – лет оно выросло и стало колоссальной тратой моего времени.

Да ладно. Это заслуживает хотя бы смешка, верно?

Нет.

– Кто угодно мог рассказать мне об этом, включая людей, которые никогда не видели этого дерева. Загляни глубже. Найди какой-нибудь другой момент в его существовании.

Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не вскрикнуть от разочарования.

Когда я жила с сэром Розаритой и сэром Джервасом, они отправили меня в дорогую школу. Там преподаватели учили нас разным вещам, сперва объясняя их, а затем проверяя, хорошо ли вы затвердили соответствующие факты и методики. Дюррал пропускал весь этап объяснения и попросту ожидал, что вы во всём разберетесь сами.

По мере того как день клонился к вечеру, солнце становилось неприятно жарким, но снег на холме и не думал таять. Это было странно. Может, слишком много размышлений перегревает мозг?..

Ноги устали от долгого стояния; я сгорбилась под ветками и прислонилась спиной к стволу. У меня не было других идей, поэтому я сказала:

– В некий момент существования этого дерева кто-то, вероятно, использовал его как укрытие.

– Ага.

Дюррал мог вложить множество смыслов в простое «ага».

– Что? – спросила я.

– Ты обнаружила кое-что очень важное, тейзан.

– Что же, маэтри?

– Дерево существует не само по себе. Оно взаимодействует с остальным миром. Например, с людьми, которые иногда прячутся в его тени.

Он одарил меня еле заметной ухмылкой. Самая большая награда, которую я могла ожидать за то, что сделала нечто правильное.

– Расскажи мне поподробнее об отношениях этого дерева с людьми.

Солнце уже садилось, когда я наконец описала всё, что можно сделать с деревом, каким образом оно может принести пользу обществу и какие последствия это будет иметь для самого дерева. Например, если вы сожжёте дерево ради тепла, оно исчезнет навсегда, но можно срубить одну ветку и пустить её на дрова, не губя всё растение.

Очень проницательно, да.

К сожалению, это только привело нас к обсуждению всевозможных применений одной-единственной древесной ветви. Казалось, беседа не слишком интересовала Дюррала, пока я не протянула руку и не согнула ветку потоньше.

– Древесина прочная и гибкая. Наверное, из неё можно сделать лук.

– Ага, – снова сказал Дьюррал.

– Ага – что?

– Теперь ты видишь дерево. Не какое-то абстрактное дерево и не просто дерево этой разновидности, а данное конкретное дерево.

Я обошла вокруг ствола, рассматривая каждый дюйм коры. Вот тогда и нашла место, где срубили одну-единственную ветку. Судя по оставшемуся сучку, ветка была около трёх дюймов в диаметре. Я, конечно, не эксперт, но мне казалось, что это подходящая толщина для лука.

– Думаю, однажды кто-то сделал лук из ветки этого дерева, – сказала я.

– Что такое лук?

Духи милосердные и жестокие! Может, лучше бы моим учителем стал человек из воска?

– Лук – это оружие. Такая штуковина, чтобы убивать людей.

– Хм… – ответил Дюррал, не открывая глаз. – И как думаешь, сколько людей убили из этого лука?

– Я не знаю.

Дюррал наконец-то глянул на меня.

– Я тоже, но это кажется важным, верно?

Он похлопал по земле рядом с собой, и я села, прислонившись к передней ноге коня. Тот, похоже, не возражал.

Следующие несколько часов и всю ночь мы с Дюрралом теряли время, размышляя, как гипотетический лук, который когда-то – возможно – сделали из этого дерева, мог повлиять на остальной мир. Мы предположили, что те, кто контролировал одинокое дерево, имели эксклюзивные права на изготовление луков на этом пустынном плато. Мы рассуждали, как могли отнестись к этому другие люди и какие действия они предпринимали, чтобы помешать кому бы то ни было захватить власть над деревом.

– Возникает вопрос, почему никто до сих пор не сжёг это дерево, – заметила я.

К тому моменту я уже так устала, что начала представлять себе все моменты радости, гнева, покоя и страха, которые дерево могло вызвать за свою жизнь, просто будучи деревом.

– Это правильный вопрос аргоси, – одобрительно сказал Дюррал.

– Да?

Он указал на бледно-зелёную пустыню, которую мы пересекли, чтобы добраться сюда.

– Увидеть необычности в повседневном мире – это первый шаг к арта пресис.

– Проницательности, – сказала я.