Почему мы направлялись на запад?

– Можно с тем же успехом идти куда угодно.

…И гладить пса, который существует только в наших головах?

– А я-то гадал, почему он стал таким спокойным в последнее время!

Кстати, о спокойствии. Именно так Дюррал понял, что мы с ним оба настоящие: мы жутко бесили друг друга. Ничего подобного не под силу было выдумать ни одному магу.

Ах, ну да, и пошлые шутки, само собой.

– Мы проверяем теорию.

Вот с этим человеком я застряла в клетке заклинания шёлка? И рассчитывала, что он вытащит меня из западни, куда мы угодили шесть недель назад?

Если только это не длилось намного дольше.

Сколько мне сейчас лет? Шестнадцать? Семьдесят? Может, я уже стала тщедушной старушкой и посапываю в углу какой-нибудь сырой тюремной камеры? Лежу и бормочу себе под нос истории о путешествии по пустыне и обучении путям аргоси, пока моё сердце отбивает последние удары…

Я обсудила это с Дюрралом. Тот сказал, что я не могу быть такой старой, поскольку он на двадцать лет старше меня и при своём образе жизни вряд ли дотянул бы до девяноста.

– Да не в этом дело! – заорала я. Абсолютно бессмысленное занятие, когда понимаешь, что в реальности, должно быть, вообще не кричишь. – Я имею в виду, что мы могли провести в клетке много лет, даже не осознавая этого!

Квадлопо заржал в ответ на крик – ещё одно подтверждение, что всё это не было реальным. Настоящий конь Дюррала почти не замечал моего существования.

– Я знаю, девочка, – сказал Дюррал, снова наклонившись, чтобы почесать Толво за ушами.

Воображаемый пёс поднял голову в знак признательности.

– Уж, конечно, мне не нравится идея состариться раньше времени. Кроме того, если мы застряли здесь на долгие годы, я пропустил годовщину свадьбы и у меня будут серьёзные проблемы с женой.

Он усмехнулся собственной шутке, а мне захотелось вделать ему кулаком по воображаемой роже… но я просто обалдела.

– Ты женат?

– Угу.

Я задумалась на миг.

– Нашлась женщина, которая согласилась за тебя выйти?

Его густой рокочущий смех эхом разнёсся по каньону.

– Тут нет ничего смешно…

Он приложил палец к губам.

Я обернулась, внезапно испугавшись, что за нами кто-то скрытно наблюдает. Глупо, да. Разумеется за нами наблюдали. Но я никого не видела и слышала лишь затихающее эхо смеха Дюррала. А у него был такой вид, словно он только что вытащил из колоды туза.

Я прислушалась тщательнее и поняла, что происходит нечто странное. Я могла покляться, что в отголосках его несуразного хохота слышится ещё чей-то смех. Не мой. Мужской баритон, почти такой же глубокий как у Дюррала. Но голос был значительно моложе.

– Попался! – прошептал Дюррал.

Я удивилась: зачем отвечать вслух, если маг у нас в головах. Но Дюррал был прав: не доказано, что похититель в самом деле мог читать наши мысли – во всяком случае, не так, как читают книгу. Ну, и если вы попали в передрягу, то ищете все доступные преимущества и не упускаете ни одной возможности.

Например, когда вы слышите смех человека, чей голос вам знаком.

Я коснулась пальцами сигилов на шее.

– Тёмный Сокол? – беззвучно спросила я.

Сперва ответа не было. Я покосилась на Дюррала, отрицательно покачав головой, а он кивнул мне, призывая попробовать ещё раз.

– Я знаю, что ты где-то рядом. И знаю, что ты участвуешь в этом грязном деле. Так что можешь поговорить со мной.

Ничего.

– Жалкий трус!

Голова взорвалась болью, словно тысяча ос, сидящих в черепе, ужалили одновременно. Я бы упала, если б Дюррал меня не подхватил.

– Кажется, ты привлекла его внимание, – заметил он.

Я прижала ладони к вискам, пытаясь унять мучительную боль, но не смогла.

– Похоже, ты, как обычно, была безукоризненно вежлива, – сухо сказал Дюррал.

– Прекрати! – крикнула я.

Дюррал наклонился ближе и зашептал мне в ухо, обращаясь к Соколу:

– Пытка – дубинка дурака. Человек показывает, что он вовсе не мужчина, а мальчишка, которого так легко уязвить словами, что он набрасывается на виновника. Никакого изящества. Никакого чувства меры. С каждым моментом мучений, которые ты ей причиняешь, ты рисуешь картину своей души. Картина без благородства, без интеллекта, без ценности. Такой ли свой образ ты хочешь увидеть, когда сегодня перед сном закроешь глаза, мальчик?

Боль прекратилась так же резко, как возникла. И вместе с облегчением пришли слова:

– Теперь ты видишь, что я могу с тобой сотворить, медек. Я могу делать это в любое время, когда угодно и сколько угодно, но я проявил милосердие.

– Он сказал, что был милосерден со мной, пока…

– Да, настолько я и сам понял, девочка, – ответил Дюррал. – Теперь поговори с ним. Следуй путём Воды.

Путь Воды. Путь баланса. Ничего не берите у встречных, ничего им не оставляйте. А если всё же надо взять, то подарите что-то взамен…

– Что я могу дать тебе, Сокол, чтобы ты выпустил нас из этой клетки?

– Не пытайся торговаться, медек. Нам ничего не нужно.

«Нам» – не «мне». Он делал всё это не один, а значит, тут замешано Тайное Общество.

– Тогда почему я здесь? – спросила я.

– Мы развлекаемся. Нам нравится наблюдать, как ты несколько недель бродишь по этой конуре, которую мы для тебя построили. Ты обманываешь себя, полагая, что твоя жалкая жизнь может иметь смысл, воображая, будто однажды ты сможешь стать одной из этих никчёмных и нелепых аргоси.

Дюррал наблюдал за мной, ожидая какого-нибудь знака, что я преуспеваю.

Всё, что говорил мне Сокол, было оскорблениями. Обычно они вызывали у меня приступы гнева и возмущения – и я оскорбляла его в ответ. Но пусть даже мы застряли в клетке, я провела последние недели, заучивая уроки Дюррала.

Арта пресис. Умение видеть необычности в повседневной жизни.

– Спасибо за информацию, – ответила я Соколу.

– Я ничего тебе не рассказал, медек.

Вообще-то, он рассказал многое. Часть первая: «Мы развлекаемся».

– Это еще один эксперимент, – сообщила я Дюрралу.

– Логично.

Часть вторая: «Нам нравится наблюдать, как ты…»

– Они раздосадованы. И расстроены, – сказала я вслух.

– А что так? – спросил Дюррал.

«…несколько недель бродишь по этой конуре, которую мы для тебя построили…»