Хьелльрунн поставила чайник на огонь и безразлично пожала плечами.

– У меня друзья недалеко от города.

Кристофин удивлённо уставилась на Хьелль.

– Ты слишком развитая для пятнадцатилетней девочки.

– Наверное потому, что мне шестнадцать. А ты знала, что в Свингеттевее девочки выходят замуж, едва увидев четырнадцатое лето?

– Четырнадцатое?

– Да. Вернер рассказывал. А в Карелине и того раньше.

– Это самый длинный разговор с нашей последней беседы, – признала Кристофин, опускаясь на стул. – Я думала, свихнусь.

– Меня долго считали сумасшедшей, – сказала Хьелльрунн. – А теперь люди боятся, что у меня колдовская метка.

– Что будем делать?

Хьелль нахмурилась.

– Мы? Что ещё за «мы»? – Она осознала, что говорит, как госпожа Камалова, и ей не понравился свой тон. – Прости. Честно говоря, я даже не знаю. Я хочу вернуть Стейнера и работаю над этим с…

Кто она? Учитель? Шпион? Сумасшедшая?

– …со старым другом.

– Вы хотите его спасти?

– Ну да.

Хьелльрунн поняла, как смешон её ответ, поэтому нахмурилась и подняла подбородок чуть выше.

– Да. Я спасу брата, даже если чёртова Империя лишит меня жизни. Что, вероятно, и случится.

Кристофин рассмеялась.

– Где ты научилась бранным словам?

– Ты забываешь, кто моя дядя.

Они грелись у огня с улыбками на лицах.

– Ты серьёзно? – спустя мгновение спросила дочь трактирщика.

– Да. И мне понадобится помощь.

Кристофин кивнула, и в её глазах Хьелльрунн увидела обещание, ясное, как полированная сталь. А ещё отчаяние, как человеку, которому нечего терять. У неё оставался лишь проблеск надежды на возвращение Стейнера.

Дверь камеры распахнулась, и скрип древесины о каменный пол разбудил Стейнера, который так и сидел, уткнувшись лбом в колени. После проведённой в неудобной позе ночи онемевшие конечности затекли. Струящиеся через зарешёченное окно солнечные лучи осветили фигуру Фельгенхауэр, когда та шагнула в тесную камеру.

– Не могу понять, ты неудачник или дурак? – заявила Матриарх-Комиссар, зажав кулак в ладони второй руки.

Стейнер медленно кивнул.

– Зачем ограничиваться одним вариантом?

В таверне в Циндерфеле люди бы оценили комментарий, но Фельгенхауэр явно не развеселилась.

– Ты удивлён, что я пришла, – заметила она.

– Я ожидал Ширинова.

– Могу представить, – ответила Матриарх-Комиссар и подошла к зарешёченному окну, чтобы выглянуть наружу.

– Ширинов прислал за мной Маттиаса и Аурелиана. – Стейнер скорчил гримасу и тотчас вздрогнул от боли. – Потом явились солдаты, чтобы… – Он никак не мог подобрать правильных слов. – Чтобы выпроводить меня из кузницы?

Матриарх-Комиссар сделала паузу, прижала пальцы ко лбу – странный человеческий жест, совершенно не вяжущийся с угловатой маской.

– Ты решил, что солдат прислал Ширинов.

Это был не вопрос. Она лишь пыталась всё прояснить.

– Вот почему твои друзья оказали сопротивление. Они пытались тебя защитить.

Стейнер не надеялся на одобрение, но очень ждал, что она поймёт.

– Что с твоим лицом?

– Один из солдат постарался. Не уточняйте, который из них – для меня все они одинаковые.

– По состоянию на сегодняшнее утро пятеро из них находятся в лазарете.

– Они ранены? – Стейнер сглотнул.

– И очень серьёзно. А один – мёртв.

Юноша замолчал. Последствия драки кружили над ним, как страшная гроза.

– Кими жива?

– Пока да. – Фельгенхауэр вздохнула. – Я всю ночь отказывала солдатам в просьбах казнить её. Повезло, что она политзаключённая, иначе оправдания закончились бы уже несколько часов назад.

– Что с Ромолой?

– Она в соседней камере. Ты даже не представляешь, через что я прошла, чтобы Ширинов не заглянул к вам ночью.

Стейнер старался не думать о допросе Ромолы. Старался не представлять острые предметы, которыми пытал бы её Ширинов, добывая желаемые ответы.

– Погибший солдат станет теперь Огненным духом? – полюбопытствовал он.

Фельгенхауэр напряглась.

– Да. Как и Маттиас Жиров. Ведь это ты его убил?

– Я… – Юноша сглотнул, но не смог заставить себя ответить.

– Ты защищался, Стейнер. Зря Ширинов отправил их в кузницу. – Матриарх-Комиссар замолчала, и слова её повисли в ледяном воздухе камеры, затем она бросила взгляд в коридор.

– Не рассказывай никому об этом разговоре. Никому, понял?

Стейнер кивнул и повернулся к зарешёченному окну. Дракон всё ещё гневался на площади; огонь продолжал опалять поверхность статуи, подобно существу на амулете Кими.

– Меня казнят?

– Мне бы твоя казнь существенно облегчила жизнь, – призналась Фельгенхауэр. – Да и Ширинов был бы доволен. Но я найду тебе иное применение.

– Можно мне вернуться в кузницу к Тифу и Кими?

– Нет. Теперь ты будешь работать на меня, отвечать лично мне и прислуживать день и ночь.

Матриарх-Комиссар приблизилась. В кремово-малиновых одеждах она выглядела впечатляюще. И несмотря на весь этот хаос, глаза под маской выражали спокойствие.

– Идём. У тебя слишком много работы, чтобы тратить время на объяснения.

* * *

Хотя Матриарх-Комиссар Фельгенхауэр крайне зловеще объявила о наказании Стейнера, реальность оказалась не такой уж страшной. Его комната находилась недалеко от её покоев на шестом этаже Академии Воды. Кровать оказалась мягче любой перины, на которой ему доводилось спать; на окнах висели тёмные и плотные шторы, сохраняющие в спальне тепло. Грохот металла сменился ветром, завывающим меж зубчатых вершин. Внутри нового жилища стоял массивный комод с одеждой, тёплой и не забрызганной кровью, чему Стейнер был несказанно рад.

В нескольких шагах от очага, где потрескивали брёвна, доски пола покрывала толстая овчина. Хотя юноша решил, что это лучшее место, где он когда-либо жил, беспокойство не покидало его.