— Именно поэтому нас здесь собрали. Людей разных профессий, взглядов, мировоззрений. Разные мнения помогут в поиске истины.

— Разве ученый может ставить мнение превыше факта?

— В точной науке нет, но не все науки точные. Наша жизнь состоит не только из цифр. В антропологии, например, один и тот же факт может приводить к разным выводам в зависимости от точки наблюдения, опыта и совокупности других фактов.

— Из какой же точки смотрит на мир капитан?

Танька оглянулась на Погребного, чья широкая спина маячила на границе видимости.

— Армия учит мыслить определенным образом. Превыше всего ставится защита своей территории. Любой, кто не подпадает под понятие «свой», считается врагом. Конкуренция видов как она есть. Классический пример — аборигены Америки и колонисты. Одни защищали свой дом, другие искали новый. Нельзя сказать, что одни были злодеями, а другие добряками. Хотя они и принадлежали к одном виду, но ментально были совершенно разными видами. Конкуренция за землю и ресурсы привела к войне, в которой победила более развитая цивилизация. Принцип Гаузе. Два вида не могут занимать одну и ту же нишу на одной территории. В конце концов, один вытесняет другой.

— Об этом твоя диссертация?

— Она о том, что человечество стоит перед лицом нового эволюционного витка. Технологии сделали то, что не смогла эволюция за тысячи лет — мы уже во многом изменили заложенное в нас поведение. Мы отодвинули религию на второй план, повсеместно запрещается смертная казнь, человечество взяло курс на объединение. Все процессы усилились именно в двадцатом веке, потому что произошел резкий скачок в развитии технологий. Я считаю, именно в этом и есть зерно. Я уверена, существует точка, момент осознания, когда мы ее достигнем, произойдет смена направления мысли — наступит осознание себя как единого вида. Жажда власти и богатств исчезает, как рудимент. Человечество откажется от войн ради созидания. Я не знаю, когда этот момент наступит. При таком темпе развития технологий, может, через сто или через пятьсот лет. Я уверена, пришельцы уже переступили эту черту. Принцип Гаузе для них не работает. Они видят наши пороки, потому что когда-то были такими же. И хотят нам помочь. Нужно только, чтобы захотели и мы.

— Как же объяснить капитану, что труп на льду — это от желания нам помочь?

Танька поморщилась.

— Возможно я скажу сейчас дикость, но я уверена, что убийство охотника — это попытка общения. Пришельцы не знают наших языков, манер общения, жестов — ничего. Но смерть — сигнал, понятный всем в любой точке вселенной. Надо попытаться их услышать, расшифровать послание.

— И как ты хочешь переубедить тех, кто думает как капитан?

— Капитан не будет вести переговоры с пришельцами, а я буду. И я докажу свою теорию. Представь, что они могут дать нам? Технологии, медицину, знания. Это подтолкнет человечество к тому самому эволюционному скачку.

Сагал фыркнул.

— Свой шанс человечество давно упустило.

— Неудивительно, что такой, как ты, не верит, что человек может измениться.

— Я слишком хорошо знаю человечество.

— Не очень хорошо, видимо, — съязвила она. — Я, конечно, не хочу ни на что намекать.

— Нет уж, намекни.

— Человек притягивает себе подобных. Поэтому вокруг хороших людей — хорошие. Вокруг плохих — плохие. Посмотри вокруг себя, ты готов отдать жизнь за собаку, но и пальцем не пошевелишь, если рядом страдает человек.

Легкомысленный тон Таньки сменился на серьезный. Сагал собирался ответить ей, что она на самом деле ничего о нем не знает, но промолчал. Пускай думает именно в таком ключе. Быть может, так лучше для нее самой.

По команде капитана все остановились. Лесничий указал рукой вперед — почти пришли. Сагал пытался разглядеть, что там впереди, но туман был непроницаем.

Погребной скомандовал жестами: Мотор и Артист идут с ним, другие остаются ждать на месте.

Военные рассредоточились и пошли вперед, постепенно исчезая в тумане. Танька пошла за ними, но ее остановил Паша.

— Тань, капитан сказал ждать.

Она кивнула и осталась на месте, борясь с упрямым желанием внутри себя — нарушить неугодный приказ.

— Татьяна, доверься капитану. Он настоящий профессионал, — сказал Брадинкин.

— Этого-то я и боюсь, — ответила она полушепотом.

Брадинкин уселся на землю, стал массировать ногу. Вид у него был такой, будто он пробежал пятидесятикилометровый спринт.

— Что там впереди? — спросил Сагал лесничего.

— Священное место. Очень старое. На краю обрыва стоят высохшие деревья, из них шаманы двести лет назад сделали сэрге — коновязь духов. Каждый год сюда приходят сотни людей, поклониться духам предков. Считается, что здесь их пристанище. Эти чужаки неспроста здесь, ой неспроста.

Слова лесничего навели жути на всех. Даже Сагал почувствовал, как мурашки пробежали по спине.

Все молчали и смотрели в пустоту.

Спустя несколько минут рация у Паши на поясе запищала. Голос капитана был четким и уравновешенным:

«Все сюда!»

Комаров отогрелся у костра и пришел в норму. В воде он отделался легким испугом. Так, пара ссадин и синяков, а еще содранная кожа на ладонях. Если бы уфолог отпустил веревку, либо это сделали Дениска со Стасом, все могло бы закончиться плохо.

Дениска восстановил веревочную переправу. На этот раз пацан работал тщательно, не торопясь. Переправа получилась крепкая — на совесть.

«На веки вечные», — как сказала Лера в годовщину их свадьбы, отвечая на собственный вопрос: «Сколько лет мы будем вместе?»

Очередная годовщина послезавтра, вспомнил Артём. Десять лет. Круглая дата, учитывая, что официально они так и не развелись. Вспомнил бы он о годовщине, если б не события последних дней? С Артёмом определено происходило что-то странное и необъяснимое. Нечто похожее на пробуждение от долгого сна.

Из глубины леса вновь донесся тот странный треск. На этот раз Комаров тоже услышал. Они встретились с Артёмом взглядами, будто спросив друг у друга: «Ты понимаешь, что это?» Не найдя ответа, оба отвернулись.

Собравшись, они двинулись вперед. Комаров больше не пользовался рамками, по какой-то причине все понимали, куда надо идти. Через несколько сот метров треск стал отчетливей. Словно кто-то под ухом щепки ломал.

Хрясь, хрусь…

Звук ощущался в груди, в животе и ниже.

Хрусь, хрясь…

Они вышли на небольшую круглую поляну посреди лесной чащи. Когда-то здесь тоже был лес, но теперь деревья лежали выкорчеванными, направив макушки к центру.

Посредине было нечто.

Артём никогда не видел ничего более странного. Будто смотрел на мир, отраженный в зеркале, разбитом на сотни осколков. Верх стал низом, черный цвет — белым, красный — желтым…