Но вот тебе на водку, в смысле, наводка, чтобы беседа была максимально осмысленной: личным знаком веры каждого из абарцев является знакомый нам камень. Как ты могла убедиться, без этой безделушки обездоленная боевая машина начинает деградировать до человека хмуролежащего. У пациента вдруг появляются всякие чувства, эмоции… не супергерой, а развалина, того и гляди, стихи начнет читать.

Из отсюда следует: «Кровь дракона», она же — «Корень огня», придает людям ряд не присущих им свойств. Сей факт подтвержден рядом весьма убедительных опытов над людьми и человекоподобными монстрами. Однако быть того не может, шоб такой судьбоносный процесс оставался без контроля. Шо-то я за хаммари подобного альтруизма не замечал. Раз есть перекачка энергии из сосуда в сосуд, должна существовать и волшебная кнопка «вкл/выкл». А вокруг этой кнопки какое-нибудь разухабистое святилище, в просторечии именуемое храмом.

Судя по тому, шо говорят наши криптологи начнет добытого Бастианом плана, то самое поваленное дерево, изображенное на пергаменте, — и есть не што иное, как абрис, путевая карта, позволяющая добраться до этого самого храма из любого мало-мальски крупного города Европы. Ну и, естественным образом, от храма к резидентурам.

— Но если мы знаем об этом, что еще нужно? Начинаем действовать!

— Девушка, не горячись. Во-первых, мы не знаем, а лишь предполагаем. Во-вторых, мало знать, где шо есть, хорошо бы еще знать, как туда добраться, и уж совсем замечательно — живым и здоровым. В-третьих, интересно бы знать, чего ради абары уводят туда захваченный молодняк и куда дальше он девается? И четвертое, возможно, главное: ты уверена, шо нам туда нужно соваться? Мы ведь не чернобыльские драконы, запасных голов в комплекте не имеется. Вдруг есть шанс обойтись без экстрима?

Ответы на эти вопросы я бы очень хотел получить от тебя после беседы с потерпевшим. Если что-то не понятно, спрашивай.

— Кажется, все понятно, — задумчиво ответила Женя.

— Тогда жду версий. Может, есть какие предположения по нулевой версии?

— Судя по всему, абары приносят в жертву своих пленников.

— По всему судить не надо. Судить нужно по фактам. А они, как обычно, упрямы до невозможности: на кой ляд тащить кучу народа за тридевять земель? Причем тащить аккуратно, стараясь не повредить. Что за пристрастие к стационарному жертвеннику? Шо, бог абаров принимает подношения в специальном окошке с девяти до двенадцати и с часу до трех? Представляешь себе такое?

— Признаться, не очень.

— Вот видишь! Мы должны четко представлять себе, что такое этот храм и как его использовать в борьбе против врагов. Так шо дерзай, любительница свежих мозгов, крути пациента, как пожелаешь, но уже сегодня — на крайняк завтра — результат должен быть.

— Значит, правду говорить мы не желаем?

Пленник отвернулся, всем видом показывая, что волю его не сломить и сотрудничать «со следствием» он не будет ни при каких обстоятельствах.

— Ладно, оставим этих человеко-анаболиков в покое. Может, о драконах расскажешь? Кто такие драконы-отступники?

Нурт закрыл глаза, изображая на лице полную отрешенность.

— Понятно, — насмешливо протянул Сергей. — «Он лежит и еле дышит, ручкой-ножкой не колышет». У защиты есть вопросы к обвиняемому?

— Уважаемый Нурт, поймите, ваше сознание в этот момент претерпевает острейшую встряску, идет переоценка ценностей, — с ноткой сострадания в голосе заговорила Евгения Тимуровна. — Конечно, в одиночку такой период пережить очень тяжело. Я не требую от вас немедленного ответа, но подумайте, проанализируйте свои ощущения. Быть может, вам стоит поговорить о них с понимающим человеком? Внутренняя борьба, выражавшаяся только в борьбе с обществом, можно так сказать, социумом, теперь обрела новый импульс. Теперь, кроме всего, это борьба с собой, разрушающая личность и запускающая глубинные деструктивные процессы, имеющие порой необратимый характер.

— Жень, погляди, как на тебя смотрит Фрейднур. Если у него и были сомнения, шо ты умеешь колдовать, то сейчас они растаяли, как эскимо за пазухой. Да шо там, Фрейднур… похоже, и твой клиент прежде не зная, что во франкском наречии слова такие есть. — Сергей ткнул пальцем в молчавшего пленника. Тот лежал, закрыв глаза и делая вид, что лишился чувств. Лишь мелко подрагивавшие ресницы выдавали, что этот человек безошибочно чует малейшую опасность, растворенную в воздухе.

— Нурт, ну ты конь педальный! — наконец возмутился Лис. — Тебя девушка за один вечер дважды спасла, а ты ей слова не хочешь сказать?

Кадык на горле абарца резко поднялся, затем опустился, точно он проглотил горькую пилюлю. Больше всего на свете ему сейчас хотелось умереть и не быть обязанным спасением своей бывшей пленнице. Хотелось сложить голову в бою, унеся с собой как можно больше вражеских жизней. Стать пленником — что может быть позорнее?

Абарец только плотнее сжал зубы, готовясь, как счастье, принять удар отточенной стали. Ведь что последует за яростью воина, как не это? Он лежал, стараясь в полной мере ощутить последние мгновения собственной жизни и принять сладость неминуемой смерти, как подобает мужчине его рода. Что мудрить, это была хорошая жизнь: много врагов пало от его руки, сотни раз поил он всесокрушающую сталь клинка чужой кровью… Он лежал, радуясь тому, как спокойно его дыхание. Воистину, ему не стыдно будет устремиться в объятия смерти.

— Ладно! — наконец раздалось над его головой. — Не хочешь говорить — и без тебя разберемся. Ты лучше подумай, как дальше жить. Убивать мы тебя не будем. Мы — особенно вот она — люди добрые, человеколюбивые. Зачем нам лишнее кровопролитие? Будешь по дому хлопотать, ну, там, уборка, чистка хлева… — Нурт едва сдержался, чтобы не закричать от ужаса. — Опять же, ты у нас, помнится, козопас со стажем. Найдем тебе коз, будешь пасти. Я вижу, ты меня слышишь, так шо пораскинь мозгами, если их тебе в прежние годы не отбили, инвалид бессмысленного труда. Срок тебе до утра. А пока — время позднее, становимся лагерем. Я покараулю до полуночи, герцог — после меня, потом разбудит Фрейднура.

— Карел, по секрету, как заступишь на пост, притворись спящим, можешь даже храпеть для убедительности, но дрыхнуть вполглаза. Следи за подругой дней твоих суровых.

— За Ойген?

— Господи, ну при чем тут Ойген? Ойген озаряет наши дни светом гуманности. За Брунгильдой следи.

— А что она?

— Это глубоко философский вопрос, я на такие на ночь глядя не отвечаю. А потому не парься, а держи ухо востро.

Она слышала зов, властный и неотступный, повелевающий встать и идти. «Враг должен быть убит, — стучало в висках. — Немедленно!» Она обвела взглядом спящих, увидела кинжал на поясе Фрейднура и, придержав ножны, чтобы не побеспокоить северянина, вытянула холодную отточенную сталь. Двигаясь неслышно и легко, кинула взгляд на дремлющего принца. «За все, что он совершил, он должен умереть, непременно должен умереть! Но не сейчас. Сейчас не его черед. Первым отправится к праотцам отступник!»