На четвертый день я от слабости не смогла встать с постели. Тогда Френд попытался накормить меня силой. Получилось только с помощью Хельги, которая жестко разжала мне зубы ложкой и засунула несколько кусков жареной курицы. Уже через несколько минут мне стало лучше. В голове прояснилось настолько, что я поела по доброй воле.

— Прости меня, — вдруг сказала Хельга.

— За что?

— За то, что недооценивала тебя. За то, что считала быдлом. У тебя есть характер, теперь я это вижу. Но больше такого не делай, Иней. Я хочу, чтобы ты была здоровой.

Я кивнула. Так у меня появился друг в Краснокрестецке.

Немного оправившись, я впала в другую крайность. Вычитав, что овощи и фрукты задерживают воду в организме, не позволяя терять вес, полностью отказалась от них. Теперь я ела исключительно мясо, к огромной радости хищника Френда. В приступе фанатизма я отказалась даже от круп и макарон. Буквально через неделю у меня появился неприятный запах изо рта, сухость и постоянная жажда, а от всего мясного просто тошнило. И все же я передвигалась по городу в хорошем настроении, почти не реагируя на колючую проволоку и блокпосты.

— Не понимаю, зачем ты экспериментируешь со своим телом? Ты и так слишком худая. Хочешь стать анорексичкой? — постоянно спрашивала Хельга. — Ты как будто наказываешь себя за что-то.

— Наказываю. За глупость. За то, что сломала себе жизнь. Иногда мне даже из дома не хочется выходить. А когда я мучаю свое тело, душе становится легче.

— Ах, Иней…Что сделано, то сделано. Многие привыкают. Найди себе занятие, которое бы заменило сталкерство, — посоветовала девушка. — Надо направить твою энергию в позитивное русло. Попроси Френда научить тебя стрелять из пистолета. Попробуй вязать для успокоения нервов. Да хоть гимнастику делай. И то пойдет на пользу.

Но не пошло.

Случилось страшное.

Я с отвращением делала зарядку дома. Выполняя скучнейшее упражнение, разведение ног в стороны, решила посчитать на итальянском. На этом языке я знала всего три слова: уно, дуэ, трэ, но произнесла их четко и выразительно. И вдруг я почувствовала, что кто-то крепко держит за капюшон на моей толстовке.

— Вставай, сучка!

— Что?! — я захлебнулась в крике, потому что за моей спиной стоял Френд. Одной рукой он держал капюшон, а в другой сжимал пистолет.

— Пойдем убивать.

Я покорно встала, и мы вышли на улицу. Обычный вечер в мирном Краснокрестецке. Только бы никто не встретился!

— Шевели быстрее своими ногами!

Он слишком резко толкнул меня, и я упала на колени. Илья грубо поднял за ворот. Как жаль, что я не Эля и не умею драться. Хотя под дулом пистолета это не поможет.

Я молилась про себя, а Френд, ставший неузнаваемым, разразился грубой бранью. Так мы шли вместе, почти плечом к плечу. Он хотел одного — убивать. А я, я была на грани припадка… Вот и колючая проволока. Френд стреляет, и я падаю.

Не знаю, сколько времени прошло. Я очнулась уже поздней ночью. Муж лежал рядом без сознания. К счастью, он выстрелил в воздух. А меня подкосил приступ панической атаки. Я заплакала так горько, что слезы упали на лицо Ильи, и он пришел в себя.

— Иннушка… Что случилось? Почему мы здесь лежим? И как… — внезапно Френд замолчал, нащупав пистолет.

Он все понял.

— Что ты сделала?

— Я? Ничего! Это ты выволок меня на улицу. Угрожал пистолетом. Это ты был готов выстрелить в первого встречного. Это ты довел меня до панической атаки!

— Прости, Иней. Прости, если сможешь.

Я смотрела на него и думала, что никуда не уйду. Даже после такого.

— Почему ты женился на мне? И не надо тут про любовь с первого взгляда. Все равно не поверю.

— Я и не любил тебя никогда, — признался Френд. — Просто давили многочисленные родственники. Требовали: женись да женись на красивой, умной, молодой, из хорошей семьи. Ты идеально подходила на эту роль. Только потом выяснилось, что у тебя родители, которым плевать на все с высокой колокольни. Полно своих тараканов в голове, да и Ерша забыть не можешь. Ради него ты была готова приступом штурмовать Краснокрестецк. Ха! Зато сейчас стала пленницей закрытого города. Да и красота прежняя куда-то исчезла. Я не люблю тебя, Иней. И никогда не любил.

— Мне все равно, — солгала я. — Когда у тебя это началось?

Как же хотелось уйти от него навсегда!

— Приступы ненависти? После Чеченской войны. Я вспомнил, ты считала по-итальянски. Скорее всего, нас зомбировали на этот язык.

Сами того не замечая, мы пришли домой. Френд достал откуда-то вино и налил мне полный стакан.

— Это случалось и раньше, — признался он. — Но не с такой силой. Обычно, когда с алкоголем перебирал.

— Ты лечился?

— Да, и симптомы прекращались на время. Но полностью меня не излечит ничего. Я всегда буду жить в Краснокрестецке и работать на заводе. Я не смогу поехать на Средиземное море или в Америку. Не смогу даже на юг съездить больше, чем на месяц. Я боюсь этого мира до безумия.

— А я до безумия боюсь этого города! А теперь и тебя!

— Вижу. И тебе, Иней, еще хуже, потому что никуда не деться от него. Не нужна ты ни родственникам, ни друзьям. Да и денег, чтобы снять квартиру, у тебя нет. Одно из двух: или ты справишься, или Зона поглотит тебя и сведет с ума. Как многих до и многих после. Знаешь, чего я боюсь до ужаса, до дрожи в пальцах? Войны. А она будет, если город откроют. Все идет к этому. Есть силы, которые только и ждут, когда последний блокпост покинет ЗАТО. Тогда придет Красный Самайн. И смерть в виде девушки, танцующей с мечом. Но меня, наверное, уже не будет на свете.

— Спокойной ночи, — прошептала я, потому что ком застрял в горле.

— Спокойной ночи, Иней. И никогда больше не считай по-итальянски.

Шли месяцы. После приступа, случившегося с Ильей, наши отношения стали еще более напряженными. Почти каждый день я заявляла, что Френд сломал мне жизнь, а тот отвечал, что ему абсолютно все равно.

Лишь изредка мы чувствовали семейную близость. Это случалось, когда Френд учил меня стрелять из пистолета. Я любила надевать камуфляжные штаны и куртку, которые носила на заброшенные объекты. Так появлялась иллюзия, что я все еще девушка-сталкер. Любила стрельбище, потому что оттуда не был виден забор с колючей проволокой. И потому что Илья нежно обнимал меня за талию, показывая, как надо целиться. Мне всегда все давалось легко. И скоро я уже неплохо стреляла из пистолета и начинала осваивать ружье. Френд искренне хвалил: «Еще чуть-чуть, и ты станешь крутым страйкболистом. Будем вместе ездить на войну».

И все же уроки стрельбы лишь на часы отвлекали меня от страха и тяжелых мыслей. Краснокрестецк давил настолько, что я начала спиваться, махнув на все рукой. Я ходила, как зомби, и едва находила в себе силы посещать занятия в университете и готовить ужины для мужа.