– А вот и лжёшь, – весело зацокала языком Лорэй. – Исходя из сложившейся ситуации, у тебя нет ровно никаких оснований оставаться верным… – Она умолкла, очевидно, не решаясь вот так, среди толпы чужаков, поминать Консорциум. – В общем, ты понял, о ком я. Рассудочно было бы сделать им ручкой и строить свою жизнь так, как ты считаешь нужным для себя. Но ты остаёшься верен им, и это совершеннейшая глупость, на мой взгляд.

Тут она лукаво прищурилась и добавила:

– Но именно о такого рода глупостях принято слагать песни и рассказывать легенды.

– В чём глупость, мэм? – опешил сержант. – Что я делаю неправильно?

– Я не говорила «неправильно», – поправила его улыбающаяся Эйнджела. – Я говорила «нелогично». Логично и правильно – зачастую далёкие друг от друга понятия.

– Хорошо, мэм. В чём нелогичность моих действий?

Эйнджела мягко увлекла его за собой в сторону коридора, ведущего к обзорной палубе. Чимбик, выросший на военной базе, расположенной на необитаемом планетоиде, воспринимал космический пейзаж как нечто само собой разумеющееся. Но, познав красоту рассвета, он начал понимать людей, с благоговением и восторгом смотрящих на буйство красок Вселенной.

В отличие от большинства зевак, взгляд Эйнджелы не наполнился восхищением небывалым пейзажем. Она провела репликанта до одной из свободных голокабинок.

– Желаете наслаждаться видами или предпочитаете уединение? – спросил вежливый мужской голос.

«Комета Галлея», спущенная со стапелей меньше года назад, была гордостью своей компании. Лайнер оснастили по последнему слову техники, закупленной у Консорциума. Именно небывалые по меркам Союза технологии обуславливали куда более высокие, по сравнению с прочими круизами, цены на билеты.

– Уединение, – выбрала Эйнджела.

– Активирован режим голопроекции, – отозвалась система.

Корабль исчез. Репликант и девушка словно падали в открытый космос – компьютер проецировал в кабинку пространства за бортом.

Сержант кисло огляделся. Подобные виды надоели ему до ломоты в скулах. Без малого десять лет, с перерывами на учения и операции, мир Чимбика состоял из «психологически комфортных» светлых тонов военной базы, серых переборок десантных шаттлов да такого вида над головой. А сейчас у него появилась возможность любоваться самым красивым видом в его личной Вселенной – Эйнджелой. И совершенно не хотелось тратить эту возможность на какой-то космос.

Репликант подождал, пока девушка усядется, и тоже пристроился на противоположном краю дивана, с трудом сдерживая желание сесть ближе и ощущать тепло её тела.

– Итак, в чём нелогичность моих действий? – повторил он вопрос.

– Во-первых, скажи, что ты получаешь от… – Лорэй всё ещё избегала прямо говорить о Консорциуме и обошлась заменой, – …работодателя за службу?

– Всё необходимое, мэм, – без запинки ответил репликант. – Меня обеспечивают всем необходимым для бесперебойного и эффективного функционирования.

– Рабов тоже снабжают всем необходимым, – провела безжалостную аналогию Эйнджела. – И они тоже не вправе распоряжаться своими жизнями так, как им вздумается. И чем ты отличаешься от раба, Чимбик?

– Тем, что я не человек, мисс Эйнджела, – ответит тот. – Я создан Консорциумом.

– А чем ты так отличаешься от человека?

Взгляд Эйнджелы, казалось, проникал куда-то глубоко, ища что-то. Может, душу?

– Помимо того, что я уже называл? Многим, мэм. Моралью, чувствами, эмоциями.

– Я без труда найду дюжину человек с отличными друг от друга моралью, чувствами и эмоциями, – парировала девушка, переведя взгляд на величественный космический пейзаж. – И все они считаются людьми.

– Не в этом дело, мэм, – мотнул головой сержант. – Всё, что вы чувствуете, переживаете – настоящее. У меня – только генетически запрограммированные гормональные всплески. Если быть честным, я не уверен, что сейчас у меня нет сбоя.

– А для меня твои эмоции неотличимы от человеческих…

Чимбик криво ухмыльнулся.

– Чем больше я узнаю людей, тем меньше хочу на них походить, – признался он.

– Люди бывают разными, – пожала плечами Эйнджела и заглянула в глаза репликанта. – Я тоже человек. Я так тебе противна?

– Нет, мэм, – честно признался сержант. – Вы… Не могу сформулировать.

Он уставился в голографическое пространство, пытаясь собрать разбегающиеся мысли.

– Я никогда не сожалел о том, что делаю. – Слова репликанта звучали осторожно, словно шаги на минном поле. – Но сейчас… Мне жаль, что всё так получилось. Неприятно вспоминать о позавчерашнем дне, хотя все мои действия кажутся верными. Прошу прощения, не могу изложить так, чтобы вам было понятно, мэм.

Ему показалось, что Эйнджела поняла. Во всяком случае, она грустно улыбнулась, вновь отвела взгляд и тихо сказала:

– Все мы делаем не то, что хотим…

– Мэм? – вскинулся сержант. – Я вас опять огорчил?

– Дело не в тебе. – Девушка успокаивающе положила руку на плечо репликанту.

Чимбик посмотрел на её ладошку и еле сдержал вздох. Всё скоро закончится. Эйнджела передаст в СБ информацию, а Чимбик… Кто знает? Может, опять заткнут на Эгиду, может, отправят воевать. А может, прогонят через тестовые задания и спишут. Сейчас это казалось лучшим выходом.

– Мир так устроен, – продолжила Лорэй. – У каждого свой рабский ошейник.

– У нас нет ошейников, мэм. – Сержант говорил, стараясь не шевелиться. – Только импланты.

– Они заставляют тебя подчиняться? Взорвутся, если ты ослушаешься? Причинят боль?

– Нет, мэм, – изумился такому предположению репликант. – Я только сказал, что у нас нет ошейников в составе оборудования и снаряжения.

– Значит, ты волен уйти и стать охотником на Тиамат, как хотел?

– Нет, мэм. Я должен доставить вас и мисс Свитари на Эльдорадо.

– Вот видишь, – печально произнесла девушка, – степень своей несвободы? У тебя есть оружие. Есть деньги. Ты даже можешь управлять самым быстрым звездолётом в галактике, но всё равно прочно сидишь на поводке у хозяев. На тебе нет цепей, но ты не свободен. Твой ошейник вот тут, – девушка на миг коснулась пальцами виска репликанта, – и он настолько прочен, что даже с оружием и кораблём ты не сможешь сбежать. У раба есть ошейник, который он ненавидит, есть клетка, из которой мечтает выйти. А у тебя нет и этого. Нет осознания собственной несвободы, понимания собственной рабской участи.

Она виновато и печально улыбнулась репликанту, как бы говоря, что не хотела для него подобной судьбы.

Сержант задумался.

– Нет, мэм, – наконец сказал он. – Может, в чём-то вы и правы. Но это – мой мир, и другого я не знаю. Та жизнь, что я вижу сейчас… Она мне неприятна, мэм. Здесь лишь ложь и притворство. А мои братья не лгут. И, как бы то ни было, я их не предам и не брошу. Мы вместе жили, росли, учились – вместе и погибнем. Или выживем, тут уж как повезёт.