Бывший начальник политуправления фронта генерал К.Ф. Калашников с гордостью рассказывает о том, как агитатор политотдела 59-й армии за пару часов обучил стрелять, разбирать и собирать винтовку две роты маршевого пополнения, укомплектованных таджиками и узбеками, никогда в глаза не видевших оружия: «Самое поразительное: оказывается, начав обучать те маршевые роты, он и слова не знал по-узбекски и по-таджикски.

— Как же вас понимали? — удивился я.

— Какие же мы будем коммунисты, если нас люди не поймут? — просто ответил он». И не поймешь сразу, генерал ли был идиотом или два его литературных редактора или они нас, читателей, таковыми считали. А «самое поразительное», что эти роты, не знавшие и слова по-русски, «просто» пошли в бой в тот же день, сразу после «обучения». Впрочем, я бы удивился, если б вышло иначе, какие бы мы тогда были коммунисты? Ветераны рассказывают, как эти солдаты с «окраин южных советских республик» собирали для обогрева немецкие гранаты с деревянными ручками и кидали их в костры. Стоило везти так далеко парней, которых при «кровавом царизме» не призывали в армию даже во время мировой войны, гнать через всю страну эшелоны, чтобы тупо и бездушно убить безо всякой пользы для дела.

13 января 1942 года в 9.30 утра началась «Битва на Волхове».

Советское наступление развивалось мучительно медленно. Немцы всюду оказывали упорное сопротивление.

На участке 4-й армии они сами атаковали, и войска генерала Иванова вместо наступления вели оборонительные бои. 59-я армия, которая, нанося главный удар пятью дивизиями от Грузино, должна была разгромить вражескую группировку в районе Чудово и овладеть этим железнодорожным узлом, застряла на сплошных минных, полях перед позициями 61-й пехотной дивизии противника, прикрытых убийственным пулеметным и минометным огнем. Батальонам не удалось даже зацепиться за противоположный берег. Успех обозначился только на направлении действий 2-й ударной и 52-й армий. К исходу второго дня их ударные группировки пересекли Волхов и овладели рядом населенных пунктов, вклинившись в немецкую оборону на стыке 126-й и 215-й пехотных дивизий.

«До переднего края противника было около 800— 1000 метров, — вспоминает бывший командир 327-й стрелковой дивизии генерал-майор И.М. Антюфеев. — Глубокий снег, особенно в долине реки, мороз до 30 градусов, сильный пулеметный и минометный огонь противника, а у нас ни лыж, ни маскировочных халатов… Пространство до рубежа атаки бойцы вынуждены были преодолевать ползком, зарываясь в снег. Лишь около 14 часов роты первого эшелона вышли на рубеж атаки. Люди были настолько измотаны, что, казалось, не в состоянии сделать и шагу. Я вынужден был ввести в бой второй эшелон дивизии. И только вместе с ним поднялись в атаку подразделения первого эшелона. Оборона противника на участке Бор — Костыле-во была прорвана». Левее успешно действовала 58-я стрелковая бригада полковника Ф.М. Жильцова, овладевшая населенным пунктом Ямно. Еще левее правофланговые соединения 52-й армии вышли на западный берег реки,

Для развития успеха с утра 15 января генералы Клыков и Яковлев ввели в бой вторые эшелоны своих армий, но сломить сопротивление врага не удавалось. Четыре дня понадобилось войскам 2-й ударной армии, чтобы преодолеть восьмикилометровый путь до второй позиции немецкой обороны, оборудованной вдоль железной и шоссейной дорог Чудово — Новгород. Еще неделю они топтались на 12-километровом рубеже, безуспешно атакуя укрепленные пункты Мясной Бор, Мостки и Спасскую Полисть. Снарядов уже не хватало, в воздухе господствовала авиация противника. Боевые действия велись вслепую, немецкие позиции брали массой пока еще живой силы.

«Много часов подряд, до темноты, я со своими автоматчиками отвечал стрельбой на стрельбу немцев, — описывает действия 59-й стрелковой бригады бывший начальник штаба батальона К.И. Штатнов. — Стрельба была неприцельной, так как мы не видели противника. Когда стемнело, стали стрелять в ту сторону, откуда летели трассирующие пули. С наступлением темноты страх напал на моих бойцов. Им стало казаться, что нас окружают, что они слышат лязг гусениц танков. От волнения у многих бойцов тряслись руки, что сказывалось на качестве выстрелов… Вскоре бой затих. Меня вызвали в штаб бригады. Подполковник был уже пьян. Он приказал мне доложить о боевом состоянии батальона, я ответил, что ему это лучше известно, так как он самолично руководил боем, а я выполнял его же приказы об обороне левого фланга. На меня полилась матерная ругань, из кобуры был вытащен пистолет и наведен на меня. Однако выстрела не последовало, и я уцелел.

Спустя какое-то время я получил приказ продвинуться со своим батальоном и приданным мне отделением станковых пулеметов километра на два вперед. Никаких карт, никаких ориентиров! «Пойдешь прямо!» И все! Мне уже все осточертело. Надоела эта пьяная ругань командиров, их безалаберность, а главное — напрасная гибель людей из-за бесцельного ведения боя. Вот и сейчас — никакой боевой задачи. Продвинуться, и все тут! Местность никому не известна. Куда я поведу людей? Кругом ночь, не видно ни зги!

Но приказ есть приказ. Собрав людей, я двинулся в направлении, куда вел до этого стрельбу из автоматов. За мной потянули провод связи… Неожиданно ко мне явился сам начштаба бригады майор Старцев. Снова матерная ругань: меня вызывает подполковник. (Через две недели тот же майор Старцев в госпитале в Боровичах подкатит на коляске — он был ранен в обе ноги — к моей кровати и скажет: «Эх, Штатнов! За то, как мы воевали, нас нужно расстрелять!» Он будет говорить, конечно, о руководстве бригадой, а не о нас, подчинявшихся их приказам.)»

Подполковника Черника с бригады сняли, сразу после боя за Мясной Бор, в котором он потерял не только много красноармейцев, но и половину собственного штаба. Интересно, чему он учил китайских товарищей, у которых до этого был советником? Или, наоборот, это они научили его так воевать? Посоветовавшись со Сталиным, Мерецков «для глубокого развития прорыва» перебросил в полосу 2-й ударной армии 366, 382, 111 и 374-ю стрелковые, 87-ю кавалерийскую дивизии и 12 лыжных батальонов, сосредоточил более 400 орудий.

К этому времени 54-я армия Ленинградского фронта, перегруппировавшая силы и пытавшаяся осуществить прорыв в районе станции Погостье в общем направлении на Тосно, «израсходовала» 20 тысяч солдат, все боеприпасы и прекратила наступление.

Оттачивая до войны тактику блицкрига, вермахт, в отличие от Красной Армии, не разбрасывался и опытом Первой мировой войны. Немцы показали себя мастерами полевой фортификации, приспосабливаясь к любой местности, умело выбирая позиции и в кратчайшие сроки превращая их в неприступные крепости. Такой непреодолимой преградой для советских войск стала насыпь железной дороги Кириши — Мга, обороняемая частями 225-й и 269-й пехотных дивизий, и станция Погостье — исходная точка наступления армии Федюнинского. Противник, увеличив высоту железнодорожного полотна до трех метров, врыл в насыпь ружейные и пулеметные ячейки, соорудил площадки для противотанковых орудий (10–12 стволов на километр) и землянки для личного состава, укрытые рельсами и накатами бревен. Все это скрывалось от взгляда наблюдателя за маскировочным забором из ветвей и прутьев. Подступы были густо минированы и прикрыты несколькими рядами колючей проволоки. Ключевые пункты поддерживали мощные артиллерийские группировки, позади дороги курсировали самоходные установки.