П.А. Валуев был прекрасно осведомлен о чувствах супруги, но, выигрывая у ее рыцаря крупные суммы в пикет и, вероятно, не желая ссориться с его влиятельным отцом, не препятствовал роману. Однако о нем все же стало известно графу Сергею Григорьевичу и именно потому Александра перевели на Кавказ.

За время отсутствия наследнику подобрали партию — княжну Татьяну, дочь боевого генерала (и охотника) князя Дмитрия Васильчикова.

По замечанию графа С.Д. Шереметева, невеста была квинтэссенцией всего наитончайшего. Мемуарист писал: «У нее было много приятелей и поклонников… Я уже застал ее пожилою, но танцующею в виде исключения с присными… Статная и большого роста, она казалась выточенною из блестящей стали… Она оберегала всю жизнь свое достоинство, и жизнь свою повела по заученному… уроку. Она принадлежала к числу металлических женщин».[92]

Знаменитый портрет Энгра 1856 г., изображающий мадам Муатеье, интересен для нас не жестом и не композицией, а тканью платья — тем самым лионским шелком, что использовался в Большой гостиной дома Строгоновых на Невском проспекте

Ф.И. Буслаев доверился сведениям, согласно которым Мария Валуева накануне венчания графа Строгонова и княжны Васильчиковой, не желая видеть своего возлюбленного с другой женщиной на придворном балу, куда рвался муж, отравилась. На самом деле она действительно умерла довольно скоро после женитьбы Александра Сергеевича, произошло это в 1849 году, а расстроившая ее свадьба имела место 3 ноября 1846 года. Петр Александрович, ставший со временем не только министром, но графом и даже председателем Совета министров, обладал литературным талантом. Он описал события своей молодости в романе «Лорин».

Вероятно, только на рубеже 1850-х и 1860-х годов графине Татьяне Дмитриевне отделали апартаменты в юго-западной части дома на Невском. Возможно, это связано с окончательным и во многом вынужденным возвращением графа Сергея Григорьевича в столицу. Указанные апартаменты демонстрируют нам эклектический вкус владельцев. Любопытен в связи с этим фрагмент воспоминаний Ф.И. Буслаева о мечтаниях своих и грезах графа Александра Сергеевича: «Иногда мы вдвоем просиживали целые вечера, мечтая о том, как бы мы устроили в России дворцы и виллы в роде римских, флорентийских и генуэзских и какими бы картинами и статуями их украсили, взяв все эти сокровища из галерей, музеев Западной Европы. При этом ставилось необходимым условием, чтобы эти картины и статуи были немногочисленны и располагались по жилым комнатам, а не в особых залах, назначаемых для публичных галерей и музеев.

И вот мы начинали собирать перед собою Аполлона Бельведерского, Лакоона из Ватикана, знаменитый бюст Юноны из римской виллы Людовика, Умирающего гладиатора из Капитолийского музея, Точильщика и Венеру Медицейскую из Флорентийской трибуны, пьяного Фавна из Мюнхена и т. д., а из картин: Сикстинскую мадонну Рафаэля и Святую ночь Корреджио из Дрездена, Св. Цецилию Рафаэля из Болоньи, лежащую на постели Венеру Тициана и его же Данаю во Флорентийской трибуне, Фарнарину Рафаэля и Беатрису Ченчи Гвидо Рени в римском дворце Барбарини и т. д. Мы не забыли также захватить себе и драгоценные изделия Бенвенуто Челлини, как, например, две громадные серебряные вазы в генуэзском дворце Дурацци, столовую посуду из флорентийского дворца Питти и многое другое». Эти мечтания, определяющие вкус графа, сопровождались курением гаванских сигар.

Скульптурный портрет графини Т.Д. Строгоновой, исполненный в Италии П. Тенерани

Показалось бы странным, если бы граф Александр Сергеевич Строгонов не оказался коллекционером. И он им был. Начав с собирания римских монет, граф в дальнейшем сосредоточил свое внимание только на западноевропейских монетах средних веков и нового времени. Строгонов, который «вообще много тратил», израсходовал 1 миллион рублей на 60 000 экземпляров. Его наставником в собирательстве и, по опасному совместительству, поставщиком монет был Бернгард (Борис Васильевич) Кене (1817–1866), он заодно являлся и кредитором графа, но имел плохую репутацию как ученый и как продавец подделок. Миллионный долг сына заплатил граф Сергей Григорьевич.

В 1846 году в Петербурге на квартире у Я. Рейхеля образовалось Санкт-Петербургское Археолого-нумизматическое общество. Среди 22 основателей наряду с хозяином, Кене и Строгоновым, были сын министра просвещения A.C. Уваров, Ф.А. Жиль, библиотекарь Его Величества и директор музея антиков Императорского Эрмитажа надворный советник В.Е. Келер.

В том же году президентом общества стал герцог Максимилиан Лейхтенбергский, супруг великой княгини Марии Николаевны, и с тех пор заседания переместились в Мариинский дворец. Между прочим, Строгонов являлся туда, где вскоре поселился его двоюродный брат граф Григорий Александрович, второй муж дочери императора. Общество имело три отделения: русской и славянской археологии, восточное, а также древней и западной, которое и возглавил, правда, на короткое время граф Александр Сергеевич.

Первым управляющим был принц Александр Гессенский, но в декабре 1851 года, вызвав неудовольство императора своим романом с фрейлиной цесаревны (об этом еще будет сказано ниже), он отправился за границу и с тех пор Строгонов считался временным заместителем. Правда, уже в январе 1853 года он отказался от своего поста из-за болезни.

«Пьяный Фавн» из Мюнхена — один из предметов мечтаний графа Александра Сергеевича

Граф участвовал в Венгерской кампании 1848 года, за отличия в боях получил звание штабс-капитана, но затем, подорвав здоровье на войне, нуждался в лечении. В 1852 году он отправился для этой цели в Голландию, после чего провел пять месяцев в Риме. В апреле 1853 года отпуск был продлен. Из него граф Александр Сергевич вернулся в 1854 году. Три года спустя, в 1857 году, ему пришлось окончательно оставить службу по болезни. (Александру Сергеевичу оставалось жить семь лет, он скончался в 1864 г.). С тех пор на первое место среди его увлечений вышла охота, что сказалось роковым образом на судьбе рода. Но отложим до поры рассказ об охоте, для того чтобы рассказать о трех загадочных комнатах дома на Невском, оформленных, вероятно, для графини Татьяны Дмитриевны.

Наиболее эффектным интерьером в новом духе оказалась значительно расширенная и серьезным образом обновленная Большая гостиная, где одна и та же материя — белый с букетами шелк — использовалась на стенах, при обивке мебели и при драпировке окон и дверей. Три важных и великолепных элемента прежней отделки сохранились — люстра, камин и двери. Все они изготавливались, вероятнее всего, по рисункам А. Воронихина. На восточной стене, против окон, висел главный, посмертный портрет графа Александра Сергеевича (старшего) кисти А. Варнека с Казанским собором на фоне. Так, без сомнения, демонстрировалось уважение к кумиру, образцу для подражания.