Вензель в картушах карнизов

Вензель в картушах карнизов Большой гостиной можно прочитать как «TS» — Tatyana Strogonoff.

Зодчий сделал новый потолок, и именно он, прежде всего, указывает на его принадлежность к середине XIX века. На одном из панно можно видеть женскую фигуру, рождающуюся из аканта, который перекликается с фризом и отсылает к десюдепорту Малой гостиной. В то же время присутствует дробный рисунок. Архитектор установил резные золоченные ламбрекены, разместил трехчастное зеркало, оно кажется нелогичной частью убранства при рассмотрении зала вне анфилады. Задумавшись, понимаешь, что оно создает вслед за стилистической зрительную связь между Большим залом, отделанным в эпоху Растрелли, и новыми интерьерами. Этот прием дает ощущение барокко быть может больше, чем резьба.

В зеркале отражались двери Большого зала. Диваны вдоль восточной стены кушетки, кресла в стиле Людовика XVI и тонетовские стулья, вошедшие в моду в 1840-е годы, занимали всю площадь обширного помещения. Скульпура и многочисленные растения дополняли убранство. На консоли стояли две группы играющих путти. Точно над Большой гостиной, судя по всему, тогда же был отделан «апартамент», при некоторой игре воображения он представляется крошечной квартиркой, состоящей из прихожей и нескольких комнат — одна, самая большая по площади, имела два окна и печку. По соседству располагается вторая комната, меньшая, с одним окном. Еще три маленьких комнаты примыкают к фасадной стене. Все имеют характерную архитектурную деталь — падугу, она не встречается во дворце более нигде. Шестое, темное, помещение, добавляющее необходимые до ста квадратных метров Большой гостиной, имеет связь с внутренней лестницей. Если допустить, что условной хозяйкой салонов парадного этажа была графиня Татьяна Дмитриевна, то владельцем этого апартамента можно представить графа Александра Сергеевича.

На фотографиях Большой гостиной и других комнат апартаментов, заказанных графом Павлом Сергеевичем у Джованни Бианки в 1865 году, можно увидеть подлинную мебель XVIII века, купленную некогда графом Александром Сергеевичем, настенные часы золоченой бронзы в стиле рококо работы Франсуа Виже. Здесь же многочисленные фарфоровые группы, расставленные вдоль стен. В Кабинете графини для работы предназначалось бюро времени «классического рококо». Бюро и угловой шкафчик украшены вазочками. Над кушеткой, предназначенной для отдыха, висели часы. А вот паркет Большой гостиной был исполнен на фабрике Мансбаха. Он, как и паркет Арабесковой, принадлежит к числу типовых, что было новинкой при оформлении аристократических домов и более характерно для домов буржуазии, для которой и работал М.А. Макаров. Другая любопытная деталь — парадность комнат снижалась по мере удаления от главной анфилады подобно развитию доходного дома вглубь участка. Так, две другие комнаты Татьяны Дмитриевны имели эффектные, но не оригинальные камины из белого мрамора, которые можно обнаружить в других дворцах того времени, например Юсуповском на Мойке, Знаменке великого князя…

Вторая, «по классу отделки», Проходная гостиная появилась на месте Греческой комнаты, ее рельефы оказались закрыты фанерными щитами. Здесь находились особый мебельный гарнитур и фарфор. Дополняла убранство ткани с бордюром на стенах и бронзовая люстра. Прежний Большой кабинет графини Софьи Владимировны также заново отделали. Стены помещения, судя по всему сохранившего свою функцию, драпировали темно-синей тканью, возможно, под цвет стены в соседнем Малом кабинете. Ткань золотистого цвета архитектор использовал для еще одного, уже третьего по счету, гарнитура. Значительная часть помещения отделялась от основного пространства декоративной стеной. Вероятно, за ней находилась ванна.

В 1865–1866 годах М.А. Макаров построил для Т.Д. Строгоновой часовню в Лигово.

Как уже отмечалось, все три интерьера невского дома были сфотографированы Дж. Бианки по заказу графа Павла Сергеевича в 1865 году, то есть на следующий год после смерти графа Александра Сергеевича. Типологически они соответствуют творчеству М.А. Макарова, другие обстоятельства (работа в Знаменском и Волышово) также, казалось, подтверждают возможность приглашения Строгоновыми именно этого архитектора, но прямых доказательств его авторства не существует. Не найдены вообще какие-либо чертежи Макарова для Строгоновых. Таким образом, пока не установлено, кто сочинил заключительное звено в цепи интерьеров барокко — классицизм — необарокко, начатое Франческо Растрелли и продолженное Андреем Воронихиным. Важно констатировать, что апартаменты упрочили культ графа Александра Сергеевича в невском доме.

Мы Уже имеем представление о двух сыновьях графа Сергея Григорьевича, но о нем самом еще речь не шла. Между тем не вызывает сомнения то, что именно этот человек, бесспорно, был наиболее значительной фигурой среди всех Строгоновых XIX века. И не только потому, что родившись в 1795 году, он всего восемнадцати лет не дотянул до начала XX века. Глава большой патриархальной семьи и «собиратель» семейного богатства, с течением лет вельможа приобретал все большее влияние на монархов, он жил при четырех императорах — при трех Александрах и Николае I. Студенты Московского университета, чьим куратором он был в 1835–1847 годах, называли Строгонова просто «граф». В это короткое слово они вкладывали то достоинство, с которым их начальник нес титул, полученный в результате женитьбы на дальней родственнице.

Напомню, что закон о нераздельном имении 1817 года назначал будущим распорядителем и наследником графского титула Строгоновых человека, женившегося на Наталье — старшей дочери Павла Александровича, умершего героя. Хотя в последний путь Павла Александровича сопровождал граф Александр Григорьевич, мужем Натальи стал его младший брат Сергей. Свадьба, соединившая две ветви рода, состоялась в 1818 году. Но только сорок лет спустя, к шестидесяти годам, после смерти властной тещи (1845) и влиятельного отца (1857), он занял первое место в своем роду, которому приучили приносить жертвы, что ожесточило его характер.

В момент, когда Сергей узнал о своей судьбе, ему исполнилось 22 года. Это был уже сформировавшийся человек. Не буду утомлять описанием его блестящей военной карьеры — таковые складывались у многих в постнаполеоновскую эпоху. Важнее обратить внимание на другое обстоятельство: отсутствие должного воспитания как приемника огромных материальных и духовных наследий и, как следствие, узкий кругозор. Добавим сюда же крайне поверхностное образование в Институте путей сообщения, прерванное из-за Отечественной войны, и мы получим человека, силой вырванного из своей среды и поставленного исполнять миссию, к которой он был не готов. Но он был готов яростно защищать достоинство аристократа и титул, которым дорожил превыше всего.

Война, судя по всему, настроила Строгонова с опаской относится к Западу, хотя он был не прочь что-то позаимствовать из его установлений. Задумываясь об Александре Сергеевиче (старшем), Сергей Григорьевич не видел в знаменитом родственнике идеала и не разделял его, так сказать, художественных вкусов. Проникнутое верой искусство до Рафаэля его интересовало гораздо больше, нежели искусство академических последователей гения. Подойдя избирательно к доставшемуся наследию, он обратил внимание на развитие национальной художественной школы (не считая правильным лишь на этом сосредоточиться) и археологии.