— Не знаю…

— Мне недавно лесной монах приснился, — сказал он. — Харлампий. Я ведь ездил к нему, по вашему совету. Хотел о своей судьбе расспросить. Только он мне ничего не сказал. А тут — приснился. Стоит, тычет в меня пальцем и говорит: «Ты ключ!». Я проснулся и думаю, что он имеет в виду, этот Харлампий?

— Так и сказал? «Ты ключ»?

Павел кивнул.

— Да, странно…

Слово за слово, он рассказал Лене все: про стрельбу на заправках, про нож, которым враг-невидимка проткнул портрет Эльзы, про непонятную смерть Завьялова в «Ставке», про то, как погиб Багиров.

— Кто-то преследует меня, чего-то добивается, последовательно и терпеливо. Но кто? А главное, почему?

— Со мной тоже происходят странные вещи, — вздохнула Лена. — Наверное, из-за вас.

— Черт меня побери, если я хоть что-нибудь понимаю!

— Это связано с Атлантидой, — выпалила Лена и закрыла себе рот ладонями. — Глупость, да? Это у меня с детства, — брякну такое, что самой потом стыдно. Не обращайте внимания.

Широков подавил улыбку, чтобы не обидеть ее.

— Смелое предположение, — пошутил он. — Вы э-э… нестандартно мыслите, что свойственно исключительно гениям. В вас дремлют скрытые возможности. Хотите, я сделаю вас своим советником?

— Издеваетесь?

Она не рассердилась. Попросила еще коньяка. Широков тоже выпил с удовольствием, ощущая, как по телу разливается приятное тепло.

— Начнем, пожалуй, — сказал он. — Пора вам приступать к делу.

— О чем это вы? — насторожилась Лена.

Широков достал из кармана мобильный телефон и позвонил охраннику.

— Принеси-ка мне фотографию Пилина, — сказал он. — Живенько!

Через минуту в дверь позвонили. Широков открыл и вернулся со снимком.

— Посмотрите… — сказал он, подавая фото соседке. — Что вы можете сказать об этом человеке?

Лена уже была не рада, что сболтнула лишнее. Павел, чего доброго, примет ее за выдумщицу. И будет прав. Она взяла снимок, чувствуя, как неприятный холодок коснулся ладоней. Еще не глядя, она догадалась, что это значит. Пилин на фото казался бесплотным и пустым, как тень высохшего дерева.

— Этот человек мертв, — сказала она, поднимая на Широкова глаза.

— Серьезно? Как давно?

— Месяц… или чуть больше. Точнее не скажу.

— А где тело?

Лена закрыла глаза и сосредоточилась.

— Под землей, — наконец ответила она.

— Ну, понятно! — усмехнулся Широков. — Раз покойник, значит — под землей. Вполне логично.

— Нет… я думаю, это не кладбище, — возразила Лена. — Скорее… подземелье.

— Что за подземелье? Подвал?

Она отрицательно покачала головой.

— Большая яма… Может, погреб?

— Где этот погреб?

— За городом. Что вы ко мне пристали? — взорвалась она. — Нельзя же так… наседать! У меня от вас голова разболелась.

У нее действительно началась головная боль.

Гость между тем набрал номер Глобова.

— У сожительницы Пилина в Балашихе… есть погреб? — спросил.

— Есть… А что?

— Вы его обыскали?

— Обыскали. Кроме прошлогодней картошки и банок с соленьями, ничего… Что случилось, Павел Иваныч?

Широков разочарованно уставился на Лену.

— Экзамен на ясновидящую вы провалили, — заявил он.

— Тело находится в Балашихе, — ничуть не смущаясь, подтвердила она.

— Нет там ничего.

— Плохо искали!

Широков вздохнул. От минутного воодушевления не осталось и следа.

— Напрасно вы мне не верите, — огорчилась Лена.

— И давно это у вас? — улыбнулся гость.

— Недавно. С тех пор, как я в метро заблудилась…

Павел не сдержался и захохотал. А Лена ничего не стала объяснять. Пусть смеется, раз ему весело.

Остаток ночи они провели как давние знакомые. Широков читал стихи Гумилева:

И смеясь надо мной, презирая меня,

Мои взоры одел Люцифер в полутьму,

Люцифер подарил мне шестого коня,

И Отчаянье было названье ему…

— Какие странные стихи, — сказала Лена. — Кажется, я знаю того, о ком они говорят…

— Конечно, знаете. Это я…

Ния проснулась и не сразу сообразила, где находится. Она ощущала себя бабочкой, порхающей по долине иллюзий от одного цветка к другому…

— Где я? — спросила она, оглядываясь.

Рядом журчал фонтан — чаша, в которой полоскала волосы беломраморная красавица. Над чашей вверху полубык держал рог, из которого лилась прозрачная струя воды. Полубык был искусно изваян из черного камня, — мускулистый торс человека плавно переходил в туловище быка. Вокруг фонтана зеленели подстриженные деревца.

Ния поняла, что она уснула на одной из террас Царских Садов. Как она сюда попала?

— Я отпустил тебя, — ответил Ольвиус, возникший на выложенной белыми плитами площадке. — Ты научилась самому главному, остальное освоишь сама, если захочешь. Магия слишком проста, чтобы долго постигать ее приемы.

— Но я хотела стать жрицей Храма Света!

— Всем свойственно ошибаться…

Золотая Маска горела в солнечных лучах, как раскаленный диск с прорезями для глаз. Впрочем, глаз учителя видно не было, — в глазницах таился мрак. Поначалу это пугало Нию, потом она привыкла.

— Что мне теперь делать? Куда идти?

— Следуй своему предназначению, — важно изрек Ольвиус. — Дорога лежит перед тобой, и ничто не оборвет ее, даже смерть.

— Какая дорога? — торопливо спросила Ния, опасаясь, что он исчезнет.

Подул легкий ветерок, и на месте, где стоял Ольвиус, уже ничего не было, кроме золотой пыли. Следующий порыв ветра рассеял эту пыль.

Ния чувствовала себя выброшенным из гнезда неоперившимся птенцом. Она умела так много и… ничтожно мало. Много для прежней беззаботной жизни, которую она вела в поместье приемных родителей, — развлекаясь и влюбляясь сначала в Тирха, потом в Энара. Для будущего, полного неисчислимых непредсказуемых поворотов, ее умения могло оказаться недостаточно.

— Ния! Ты мне снишься? Или это происходит наяву? — воскликнул пригожий молодой человек.

Тирх не верил своим глазам. Расставшись с невестой, он уже не чаял встретиться с нею вновь. Неудачная попытка проникнуть в Храм Света и похитить Нию надолго выбила его из колеи. Он хотел увезти девушку далеко от Золотого Города, на материк, где отец начал строить новое большое поместье. Тирх надеялся вымолить у нее прощение за дерзкий поступок и заслужить ее любовь.