И это было больнее всего. Узнать, что я была для них предлогом жить вместе в доме, отравленном их перепалками. Что они в каком-то роде использовали меня, чтобы самим не принимать решения о судьбе своего брака.

Я кричала на них. Это был худший вечер в моей жизни. На следующей неделе я переехала в Нью-Йорк. Полгода спустя из любопытства я связалась с Дарси Холоуэл и получила довольно короткий, очень вежливый ответ с пожеланием «примириться» с родителями и «жить долго и счастливо».

Несложно было понять, что это значит, и мы больше не общались.

Закончив, я падаю ему в объятия, утыкаясь в грудь, и замечаю, что от чая больше не поднимается пар. Чувствую себя виноватой за то, что не выпила его, это предложение сердца в руках Рида, но его тело успокаивает лучше любого чая, пусть сейчас оно и напряглось. Пусть он и не произнес ничего за долгое время.

Возможно, я слишком рано рассказала ему все это.

В конце концов он мягким голосом говорит:

— Ты их простила?

Я закрываю глаза в раздумье. Годы ушли на то, чтобы наладить отношения до той степени, мы регулярно созваниваемся с каждым. С папой я обычно говорю дольше, хотя обсуждаем мы только погоду и игру «Бакайс», иногда еще и посылаю ему рукописную открытку, поздравляя с чем-либо. С мамой говорим не только о погоде, но и о гаражных распродажах, о ее поездках и мужчине по имени Дэвид, которого она называет своим «компаньоном», что одновременно немного мерзко и немного даже восхищает. На Рождество я уезжаю в родной город и неловко мотаюсь между их новыми домами: домом папы с Дженнифер и ее тремя бишон-терьерами, который настолько похож на дом моего детства, что я там уснуть не могу. И между маминым чистым таунхаусом с крохотным садиком и спрятанными вещами Дэвида в шкафу, а сама она куда счастливее, чем когда я все еще жила с родителями.

— Я понимаю их, — отвечаю я через минуту. — Думаю, они любят меня. Они просто пытались защитить меня.

— И себя тоже, — добавляет он.

Я киваю, чувствуя новый приступ слез. Кажется невозможным, что они еще не кончились, но я просто вспомнила, почему вообще сюда пришла.

— Это Сибби и пыталась сделать. Защитить себя. А я не смогла оставить эту тему, я…

— Ей не следовало так говорить, — утешает меня Рид. — Этому нет оправдания.

Я закрываю глаза и киваю — то ли потому, что согласна, то ли потому, что совершенно вымотана. Эта ссора с Сибби сидит во мне таким странно далеким, тяжелым осадком, что она с таким же успехом могла случиться дни, даже годы назад. Я пытаюсь придумать, как все исправить, но ничего не приходит в голову. Мозг как чистая грифельная доска без следа мела. Мельком вспоминаю свои наброски, дедлайн и ужасаюсь мысли вернуться к ним в таком состоянии. Я так устала, что могу уснуть прямо здесь, с парнем, с которым у меня все сегодня «слишком рано» и чьи объятия так приятны.

Только вот.

— У тебя ужасный диван, — говорю я, садясь прямо и елозя по нему. — Словно на картонках из-под пиццы сидишь.

Он мягко смеется в искреннем удивлении от такой резкой смены темы.

— Он шел вместе с квартирой.

— Фу. — Я драматично, якобы в отвращении, выставляю вперед руки, чтобы не касаться дивана. — Интересно, есть ли у кого из соседей ультрафиолетовая лампа.

Он мягко гладит меня по щеке большим пальцем.

— Он новый. Это аренда с мебелью.

Ой.

Вот и напоминание о том, что я стараюсь принять со всей серьезностью — Рид здесь не навсегда. Очередное доказательство тому, что я опережаю события. И, что бы я ни делала, это будет опережать события, потому что Рид уезжает.

Опускаю руки, надеясь движением скрыть грустный вздох. Вдруг мне кажется, что прийти сюда ничем не лучше, чем остаться дома. Я уже открываю рот, чтобы сказать что-нибудь, вроде непринужденного: «Давай купим по сэндвичу и прогуляемся, притворяясь, что этого не было», — но Рид меня опережает:

— Не хочешь завтра прокатиться?

Я смотрю на него, моргая.

«Прокатиться».

Как он угадал?

— Можем выбраться из города, — предлагает он с ноткой осторожности в голосе. — Подышать свежим воздухом. Убежать ненадолго, понимаешь?

— Очень хорошо понимаю. — Даже при мысли об этом — ветер в волосах, проносящиеся мимо дома и деревья, побег от всего, что есть в этом городе, — мне становится легче. Я почти подпрыгиваю на этом картонном диване.

— Куда бы нам поехать?

Он кряхтит и немного ерзает, будто тоже терпеть не может этот диван.

— Я собираюсь добраться до Мэриленда… да, кажется, давно там не был. Ехать недолго, меньше трех часов, если выехать пораньше.

— Оу, к твоей семье?

— Мы можем… что… Я могу сказать, что ты подруга из города.

Я не отвечаю, и он встает, убирая чашку со стола.

— Наверное, еще слишком рано.

— Рид, — я кладу руку ему на бедро — самое близкое, до чего я могу дотянуться со своего места.

Он смотрит на меня, слегка краснея. «Слишком рано», — он словно отразил мои мысли.

Хватка вокруг моего сердца крепнет, — и нежно, и страшно одновременно. Переступив эту черту в отношениях с Ридом, мне будет сложнее себя защитить. Оставив безопасные стены города, не зная, какой он за их пределами. Увидев его в кругу тех, кто сформировал его как человека.

Но сегодня он обнимал меня, пока я плакала. Он слушал мой рассказ о распадающейся дружбе и распавшейся семье. Он понял, что мне нужно. Он защитил меня.

— Я с радостью поеду, — говорю я.

Его глаза загораются ясным голубым светом, словно небо сквозь ветровое стекло в безоблачный день.

— Уверена?

— О, да. Подумай только, сколько игр мы можем сыграть в такой-то поездке!

Он забавно кривит рот, сосредоточенно думая.

— Номерные знаки. Дорожные знаки. Билборды.

Я пожимаю плечами, встаю и беру чашку у него из рук. Делаю глоток уже остывшего чая с землистым вкусом и притворно морщусь, только чтобы снова услышать тихий смешок Рида.

Я приподнимаюсь на носочки и целую его, касаясь слегка грубой от щетины, уставшей после работы щеки, и он тут же прижимает меня к себе. Оторвав от него губы, я шепчу ему на ухо.

— Думаю, сейчас самое время.

— Кажется, пора пить чай, не так ли?

Синтия Сазерленд приглашает нас к столу ровно два часа спустя после нашего приезда в семейный дом Ридов, маленькое ухоженное ранчо в стареньком городке на северо-востоке от Мэриленда. Как правило, считать минуты — да и вообще что-либо считать — не в моем стиле, но за последние два часа я поняла, что следить за любыми цифрами очень важно для ведения такого хозяйства, как у Сазерлендов.