Виктория прибыла ко мне, чтобы выяснить, что я знаю. Сомнений на этот счет не было. Мне пришлось приложить массу усилий, чтобы перехитрить ее и несколько продлить свой жизненный процесс. Господи, в какое ужасное дело меня занесла нелегкая!

Всю ночь я строил догадки и решал ребусы. Видели бы меня сейчас друзья! Впавшие щеки, волосы, стоящие дыбом, мешки под красными от бессонницы глазами. В пепельнице выросла целая гора окурков (это я-то, некурящий!), прежде чем мой взгляд упал наконец-то на принесенный Викой конверт. Штемпель действительно был вчерашний. Письмо отправили из Сочи, только почерк на конверте был мужским. В этом сомневаться не приходилось. За свою жизнь я повидал столько бумаг, что обмануться просто не мог. Какой же я дурак, если сразу не изучил это послание! Письма в нем, конечно, не было, но то, что вместо обратного адреса выведено мужской рукой «Люся Звонарева», не вызывало сомнения. Обычно, желая сохранить в тайне свое местопребывание, люди просто расписываются на конверте. Редко кто напишет печатными буквами одни инициалы. Я достал письмо от Панкина-Барышева, которое он оставил мне, и сравнил буквы. Все стало ясно как божий день. Меня опять обвели вокруг пальца. Но теперь я понял, что число трупов увеличится.

Действовать надо было мгновенно. В пять утра найти такси я не надеялся. Поэтому, надев кроссовки и спортивный костюм, решил совершить пробег, посвященный своей собственной глупости. Медлить нельзя. Своим длинным языком и бурной фантазией я мог подставить совсем невинного человека. Впрочем, мои догадки еще надо проверить. Я закрыл дверь и спустился вниз.

Бежать мне пришлось через добрую половину еще спящего города. К коттеджу Люси Звонаревой я подобрался с тыльной стороны. Перемахнул через забор и двинулся, словно кошка, по голому осеннему саду. Я не боялся, что смогу наследить в доме, так как захватил перчатки. Кроссовки пришлось в целях безопасности оставить на мокрой траве в саду. Я надеялся, что видеть меня мог только Господь Бог, иначе положение становилось опасным. В подвале дома имелась форточка, она выручила меня. Проникнув в дом, я на цыпочках стал пробираться по комнатам. Промокшие носки оставляли странные расплывчатые следы. Пистолет тяжелым грузом оттягивал спортивные брюки. Поднявшись наверх, в спальню, я понял, что спешил зря. Помочь Люсе Звонаревой было нечем.

Она лежала в своей кровати. На лицо девушке убийца набросил подушку и выстрелил наверняка. Тело уже успело остыть. Все произошло довольно давно, часов семь-восемь назад. За пару часов до этого Виктория Штрассер покинула мой дом. Пока до меня доходило все по порядку, вмешаться в случившееся я уже был бессилен. Кровь пролилась. Меня успокаивало только то обстоятельство, что Звонарева была совсем не безгрешной жертвой. Она участвовала в игре. В том, что именно Вика совершила убийство, я не ошибся. Осторожно приподняв подушку, я осмотрел голову трупа. Пуля вошла в висок и оставила маленькую дырочку. Кровь из нее сочилась тонкой струйкой и впитывалась подушкой под головой Звонаревой. Возможно, та безмятежно спала, когда произошло убийство. Следы, оставленные пулей, мне уже приходилось встречать прежде. Я не сомневался, из какого оружия стрелял нападавший, точнее, нападавшая.

Вот и все. Оставаться на месте преступления не имело смысла. Да это и не входило в мои планы. Мне повезло и на этот раз, дом Люси Звонаревой я покинул абсолютно незамеченным.

Единственное, о чем я забыл упомянуть, — убитая почему-то очень напоминала жену Семена Заикина. Бывают же подобные совпадения…»

Объявление, вышедшее во всех местных газетах, гласило:

«Нашедшего на Федосеевском повороте возле продуктового магазина полиэтиленовый пакет с надписью „Швейная фабрика им. Унгерна“ и толстой пачкой распечатанной бумаги просьба вернуть его за достойное вознаграждение сотрудникам детективного агентства».

Телефон прилагался.

Грязнов-младщий со Щербаком упомянули о детективном агентстве для солидности и предложили за находку вознаграждение в размере трех тысяч рублей, суммы, во-первых, не такой уж символической для жителей бедного шахтерского городка, с другой стороны — не слишком и фантастической, чтобы поверить в то, что это не розыгрыш.

И началось. Телефон в гостинице не умолкал. В течение первого же дня объявилось двенадцать человек, желавшие всучить детективам пакеты с самым разным содержимым. Большинство из них были явными шарлатанами. Однако Кашлевск — городок маленький, вести тут разносились быстро, оставалось ждать.

Тринадцатый звонок, раздавшийся в половине девятого вечера, оправдал все ожидания. Пожилой женский голос отрекомендовался Клавдией Пантелеевной Сурковой. У Щербака появилось чувство, что он говорит со связной партизанского отряда: голос звучал таинственно, но в то же время и конфиденциально, словно готовился доверить какой-то секрет. Да ведь так оно и было. Клавдия Пантелеевна сообщила, что нашла пакет с надписью «Швейная фабрика им. Унгерна», в котором лежала серая картонная папка с надписью «Дело №…».

— А давайте я сама подвезу пакетик к вам в детективное агентство?.. — При этом последние слова пенсионерка произнесла вообще полушепотом.

Денис возразить не решился — хочется бабашке, пусть везет прямо в «детективное агентство», то есть в гостиничный номер.

Буквально через сорок минут она появилась в «офисе», и тут прояснилась причина дрожи в голосе, шепота и придыхания — Клавдии Пантелеевне до боли в кишках хотелось хоть одним глазком взглянуть на настоящих частных детективов.

— У меня просто талант есть, — пояснила она Денису доверительно. — Я вещи разные умею находить. Вот и папку вашу нашла и еще много всего, даже перечислить не берусь сколько. В детстве, бывало, всё деньги в пыли находила. Кто-нибудь рядом идет — не видит, а я — бац! нашла. И потом, вообще… Может, у меня дар какой, как у экстрасенсов, или, может, просто везение такое? Мне даже родитель говорил, светлая ему память: «Иди, Клава, в геологи, будешь для родной страны алмазы открывать, нефть, металлы всякие». Только у меня здоровье слабое с рождения еще, меня в геологическую партию так и не взяли. Хотела в милицию пойти — тоже по здоровью не приняли. А толк бы от меня знаете какой мог бы выйти?! Меня в бюро находок хорошо знают. Постоянно то на станции кто кошелек обронит, то зонтик там или пакет забудет, остальные рядом стоят и внимания не обратят даже, а я все вижу, все замечаю!

Внешность у старушки вполне соответствовала ее таланту: маленькая, сухонькая, невероятно подвижная, она никак не могла усидеть в кресле, постоянно вертелась, зыркала по сторонам — глаза все время прищурены, взгляд острый, читает, может, и в очках, но что под ногами творится и вокруг происходит, видит отчетливо; нос тонкий с большими ноздрями — такое впечатление, что постоянно по ветру, постоянно к чему-то принюхивается; руки, изуродованные артритом, — как лапы птицы-хищника — схватит, не вырвешься.

— Вот и с пакетом этим как вышло?.. Выхожу я из магазина. За баранками ходила. Кинулась вечером чайку попить, а баранки кончились. А какой же чай без баранок, верно? Пошла. Смотрю, на тротуаре перед самой как раз освещенной витриной пакет лежит. Даже не лежит — валяется.