— Вы думаете, стоит завтра пойти на свидание с этиммерзавцем? — встревожился Всеволод Борисович.

— Обязательно пойду, — мрачно ответил Дронго, — очевидно,нам действительно пора лично поговорить.

— Это может быть очень опасно, — предостерег Романенко.

— Не думаю. Он же не идиот, понимает, что я буду не один.Ресторан находится на правительственной трассе, недалеко от Жуковки. Там полномилиции и сотрудников службы охраны. И кроме того, гарантия Бергмана стоитмногого. Если, конечно, он мне вечером позвонит.

— Вы думаете — позвонит? — У Романенко был растерянный вид.Он не представлял, как можно встречаться с человеком, подозреваемым ворганизации убийства своего коллеги.

— Обязательно позвонит. И не нужно так нервничать, ВсеволодБорисович.

Раз он разрешил отпустить Лукина, раз решился на такуювстречу, значит, хочет сообщить мне нечто очень важное.

— А если он хочет предложить вам взятку? — спросил Лукин.

Дронго обернулся, посмотрел через плечо на молодогочеловека. Тот, чуть покраснев, отвернулся.

— За всю свою жизнь, — сообщил Дронго чуть Дрогнувшимголосом, — я не заработал ни копейки, которой не мог бы гордиться. Для менячеловек, берущий незаработанные деньги, хуже проститутки, которая торгует,своим телом. Причем заработки-то вполне трудовые. Совестью не торгую. Я ответилна твой вопрос, Захар?

— Завтра, — примирительно заметил Романенко, — завтра мыузнаем, что толком они хотят. Надеюсь, что все пройдет благополучно.

Сегодня вечером я приехал в Париж. Не знаю почему, но на менягород не производит такого впечатления, как на многих людей. Обычный город —большая столица европейского государства. В центре похожие друг на друга зданияв некоем псевдоромантическом стиле. Говоря честно, думаю, что нужно оченьлюбить жизнь или быть чуточку влюбленным, чтобы по достоинству оценить Париж.Жизни у меня осталось не так много, а настоящей любви никогда и не было. Вот ивсе объяснение. Для меня маленький городок типа французского Бреста илибельгийского Гента куда более приятное место для проживания, чем огромныйшумный Париж. И для упокоения — тоже.

Я забрал все свои вещи из отеля, сел в поезд и впервые занесколько дней остался один, без своих бдительных «друзей». Я сидел в купе вабсолютном одиночестве, твердо зная, что за мной никто не следит. Я дажепроверил и убедился — действительно, никого. Меня очень смущал этот взрыв вАнтверпене.

Кто мог узнать о моей встрече? Почему нужно было взрыватьРжевкина? По логике, всех возможных свидетелей должны убирать люди Кочиевского.Но если они не поехали в Схетон, кто тогда встречал там людей Хашимова? Или жемои «наблюдатели» решили сделать круг и вернуться к офису компании Ржевкина?

От сильного напряжения кашель мой стал затяжным, я с ужасомзамечал, как платок все обильнее окрашивается кровью. Если я не дотяну до концапоездки, моя семья может и не получить «премиальных» за найденного Труфилова.Как я его ненавидел в душе, внушая себе, какой он негодяй. С другой стороны —пока все нормально. Если все пойдет так и дальше, я уже через несколько днейвернусь в Москву умирать богатым, а Труфилова похоронят в Париже, куда онсбежал, надеясь остаться богатым и живым.

Когда поезд подходил к Парижу, я включил свой телефонспутниковой связи. И он сразу зазвонил, словно ждал моего сигнала — Почему выотключили телефон? — услышал я голос Кочиевского. — Где вы сейчас находитесь?

— Не хотел, чтобы меня засекли, — признался я полковнику, —сейчас я в поезде, уже подъезжаю к Парижу.

— Вы успели поговорить с Ржевкиным? — Он так и спросил«успели», забывая о том, что я подполковник КГБ. Явно нервничает, и этимобъясняется его прокол. Он невольно себя выдал, но я Должен делать вид, чтоничего не понял.

— Я с ним встретился, — докладываю я полковнику, — но онничего толком не знает. Видел Труфилова последний раз два года назад.

— Почему вы решили поехать в Париж, а не в Лондон? —спрашивает меня Кочиевский.

— Здесь двое людей, с которыми может общаться Труфилов, а вЛондоне — только один. Больше шансов именно в Париже. — Я говорю логично, иоткуда Кочиевскому знать, что я решил начать собственную игру. Я уже не верюполковнику, который послал за мной целую свору безжалостных убийц. Я больше неверю никому.

— Когда устроитесь, сообщите мне, в каком вы отеле, —продолжает полковник. — Завтра утром получите адреса.

Он даже не знает, что у меня есть адрес Сибиллы. У меня взапасе ночь, и я попытаюсь найти Труфилова без его «наблюдателей». На вокзале япрохожу в туристическое бюро и прошу заказать мне отель где-нибудь в районеМонпарнаса.

— Непосредственно у вокзала? — спрашивает меня улыбающаясяфранцуженка.

Нет, у вокзала нельзя. Если остановлюсь слишком близко кавеню генерала Леклерка, полковник может заподозрить неладное. Нет-нет… Близконельзя. Нужно где-то подальше. Я показываю на выставленной передо мной картеПарижа место, находящееся поближе к Сене. От Монпарнаса — к западу.

— Бульвар Гренель? — спрашивает девушка.

— Да. Пусть будет бульвар Гренель, — соглашаюсь я, отмечаяотель в три звездочки. Мне не нужен особый комфорт. Только тишина. Девушка чутьзаметно пожимает плечами и поднимает трубку телефона. Через минуту говорит,обращаясь ко мне:

— С вас пятьдесят франков. Отель «Холлидей Инн» на бульвареГренель.

Чтобы взять такси, вам нужно спуститься вниз на один этаж ипройти направо.

— Спасибо. — Я беру бланк заказа, еще не зная, что за отельприготовила мне эта улыбающаяся стервочка. Нет, она сказала все правильно. Толькоэто не отель «Холлидей Инн», а скорее мотель. И дело не в том, что в небольшомшестиэтажном домике всего сорок семь плохоньких номеров, — прямо напротив входав здание, на уровне окон, проходит линия метро. Представляете, какой здесьгрохот? Тишины у меня явно не будет. Правда, я получил номер с выходом напротивоположную от подземки сторону, окно которого упирается в глухую стену. Ноэто все равно лучше, чем вид на грохочущий поезд. Если учесть, что за сутки яплачу девятьсот франков, что составляет примерно сто пятьдесят долларов, то мойномер явно не тянет на такую цену. Впрочем, мне все равно. Платит Кочиевский, аему я не собираюсь экономить деньги. Вообще, нужно было снять апартаменты затысячу долларов, но мне и этого не хочется. Моя мечта остаться в номере своегоотеля и никуда не выходить — день, два, три. Месяц. Все оставшееся время досамого конца. Смотреть в глухую стену и думать о моей неудавшейся жизни.

Я долго размышлял, почему у нас ничего не получилось сВилмой? Разница в возрасте? Нет, я знал семьи, где разница была гораздо больше,например, у родителей моей матери, где отец был старше своей жены, моейбабушки, на целых двадцать лет. И они счастливо прожили всю свою жизнь. Разницав возрасте здесь ни при чем. Скорее разница в мировоззрении. Я любил посидетьдома, посмотреть телевизор, почитать книгу. Вилму же тянуло в шумные компании,к друзьям, радовали все эти презентации, встречи.