Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тротуар, куда меня отшвырнуло взрывной волной, был затянут едким дымом. Несколько секунд я не верила, что вся эта кровь, в которой я плаваю, — моя. Потом ко мне бросился мужчина, стягивая с себя на бегу ремень. Я не понимала, чего ему от меня надо. Он что-то говорил, но я не могла разобрать его слов, оглушенная пронзительным свистом. Приподняв голову, я увидела, что он затягивает у меня выше колен жгуты; при этом он приказывал кому-то сжимать изо всех сил мои раздробленные конечности. Кровь хлестала, выталкиваемая наружу ударами моего сердца. Я повернула голову и увидела разбросанные тела с оторванными конечностями, в тлеющей одежде, услышала вопли, стоны, подумала, что умираю и никогда уже не побываю во Флоренции. Потом страдания других пересилили мои собственные — не потому, что я была такой уж смелой, а потому, что, видя весь этот ужас вокруг, я не верила тому, что все это правда, и цеплялась за жизнь. Меня положили на носилки, люди разбегались в разные стороны, одна женщина сказала, что у меня синие губы и это значит, что я потеряла много крови, все вокруг заволокло мутной пеленой, потом что-то мерзко засосало внутри — и все померкло.
Странное дело, самое яркое воспоминание — родители у моей койки, когда я очнулась в больнице, и слезы на глазах у отца.
Санджай, точно так же как я не хотела тогда отказываться от этого забега, теперь я не хочу, чтобы ты из-за меня отказался от того, что создал.
Не нужно много времени для того, чтобы по достоинству оценить такого мужчину, как ты. Однажды ты прямо спросил меня, какое расстояние нас разделяет — целый океан или всего восемь этажей. На самом деле оно гораздо больше: ровно сорок сантиметров.
Мне пора побывать во Флоренции. Когда ты будешь читать это письмо, я уже буду лететь в Италию. Я дала себе слово очень многое сделать! Это твоя заслуга или твоя вина, потому что в номере «Плазы», где мы любили друг друга, ты вернул мне свободу и подарил крылья.
Столько людей по неведомым причинам проходят мимо друг друга, ты сам сказал мне об этом. Но мы поступили по-другому и пережили мгновения счастья — помнишь, ты тоже о них говорил? Они навсегда останутся со мной, как и частица тебя.
Прости, что пишу тебе, вместо того чтобы сказать, но я не создана для расставаний.
Когда-нибудь я буду гулять по улицам Мумбаи и дышать одним с тобой воздухом. Я знаю, это сделает меня счастливой. Быть может, мы даже встретимся в парке.
С нежностью, бесконечно твоя
— Сегодня утром она собрала чемодан и уехала. Взяла с меня слово, что я не стану звонить тебе, — объяснил Дипак, выйдя под козырек к Санджаю.
Тот сложил письмо и спрятал в карман.
— Ну и дурак же я был!
— Три правила! Я просил тебя соблюдать три маленьких правила — неужели это так трудно?
— Трудно! — огрызнулся Санджай.
— Подожди здесь, я сейчас.
Дипак вышел на улицу в обычном костюме.
— Идем, Лали ждет нас к ужину. Мисс Хлое наши услуги больше не нужны, а остальные могут подняться по лестнице.
Санджай хотел остановить такси, но Дипак, верный своим привычкам, заявил, что они поедут на метро.
Лали накрыла стол на троих и приготовила любимое блюдо мужа.
Ужин начался в молчании, но под испытующим взглядом тетки Санджай выложил все без утайки.
— С ней должен был поговорить ты сам, а не Сэм! — упрекнула его Лали, когда он договорил. — Ты должен был ее убедить, что больше всего на свете хочешь быть с ней.
— Что это изменило бы?
— Все, дурень! Ты что, ничего не усвоил из моих рассказов?
— Можно мне узнать, что ты ему рассказывала? — с невинным видом спросил Дипак.
Лали притворилась, что не слышит, и снова взялась за племянника.
— Почему всегда уступки делаем только мы, почему только нам, женщинам, приходится все бросать и переезжать на чужбину? — возмущенно запричитала она.
— Не вмешивайся не в свое дело, Лали, — посоветовал ей Дипак.
— Разве судьба моего племянника — не мое дело? Когда мы были в его возрасте, ты не возражал бы, чтобы нам подставил плечо кто-нибудь из родственников.
— Флоренция большая? — вдруг спросил Санджай.
— Конечно нет! — успокоил его Дипак.
— У тебя есть минута! — рявкнула Лали, отбирая у него тарелку.
Дипак вытер губы, сердито бросил на стол салфетку и впервые за всю 39-летнюю карьеру нарушил самое священное из своих трех правил:
— Мисс Хлоя у матери в Коннектикуте. Чтоб ты знал, я уговаривал твою тетю жить без меня, а потом спохватился и предложил уехать со мной и вместе строить новую жизнь. Но кому нужны советы старого лифтера? Раз всем наплевать, я иду спать!
На улице Меррит-Парквей светало.
Когда машина выезжала в Гринвич, горящие фары пронзали розоватую бледность нарождающегося утра.
За серебристыми соснами показался светлый деревянный домик.
Миссис Бронштейн открыла дверь и уставилась на мужчину на крыльце. Тот попросил прощения за столь ранний визит. Она достала из кармана халата пачку сигарет, спросила Санджая, не найдется ли у него огонька, потом нащупала в кармане свою зажигалку.
Затянувшись, она снова с интересом посмотрела на него.
— Для нас это уже не утро, мы всю ночь проболтали в гостиной. Ступайте к ней, а я задержусь здесь: дочь запрещает мне курить в доме.
В камине догорали угли. Санджай спросил у Хлои, не хочет ли она, чтобы он подбросил дров, она ответила, что хочет, чтобы он сел с ней рядом.
Их беседа проходила без свидетелей, хотя миссис Бронштейн, заглянувшая к ним немного погодя, посоветовала дочери отправиться на неделю-другую в Мумбаи, вместо того чтобы мерзнуть тут на диване.
Кто откажется от недели-другой счастья?
Будучи начитанной женщиной, она, прежде чем идти спать, припомнила индийскую поговорку: «В любви нищие и цари равны».
Лали и Дипак больше не живут в Испанском Гарлеме. Лали заседает в правлении отеля «Мумбаи Пэлас». Дипак руководит тамошней бригадой лифтеров и следит за состоянием трех лифтов с ручным управлением. Спустя полгода после возвращения он поставил свой заветный рекорд и теперь мечтает о Канченджанге, горе высотой 8586 метров.
Ривера поселился на более скромной высоте — на шестом этаже дома № 12 по Пятой авеню. Желая, чтобы их связь была признана официально, миссис Коллинз поведала о ней миссис Зелдофф.
