– Да уж, конечно… – хмыкнул Сашка.

– Так что ты уж сам… Провожатого я тебе дам. Съездишь к Соколовым, а потом своего больного заберешь…

– Ты говоришь, его выпороли? Сильно? Он траспортабельный? Ехать ведь довольно далеко. Растрясем бедолагу…

– Обработали его крепко. Но, насколько я знаю, в больницу не положили. В доме своих приспешников лежит. Народными средствами лечат.

– Это какими же? Самогоном, что ли?

– Вот уж не знаю.

– Ладно поеду… Давай провожатого. Да смотри не забывай. При случае я еще как-нибудь наведаюсь. Не возражаешь?

Людмила Сергеевна хихикнула, но промолчала. Вместо ответа она по селектору приказала Шурочке найти Кузьмича и пригласить его к ней в кабинет.

– Это кто же такой? – полюбопытствовал Дробот.

– Здешний завхоз. Незаменимая личность. Он и гвоздь вколотит, и лампочку заменит, и за бутылкой при необходимости сбегает. Словом, Фока – на все руки дока.

Вскоре прибыл Кузьмич, невысокий плотный старик с угодливой улыбкой на круглом, масляном лице.

– Задание тебе будет, дед, – тоном руководителя произнесла Плацекина. – Покажешь доктору, где живут Соколовы. Знаешь?

Старик кивнул.

– Но сначала отведешь в тот дом, где выпоротый находится. Понял?

– Так точно! Все исполню в лучшем виде.

Дробот попрощался с Людмилой Сергеевной, и они с Кузьмичом спустились во двор и сели в микроавтобус. Следом залезли курившие во дворе санитары.

– Вы откуда? – спросил словоохотливый старец у одного.

– Из соцгородского дурдома, – сообщил тот. – Приехали вот за больным.

– За каким больным?

– Сбежал от нас еще весной. Теперь, говорят, у вас обретается.

– Это тот, которого высекли?

– Не знаю. Может, и тот. Доктор разберется.

– Показывай, куда ехать, – обратился Дробот к Кузьмичу.

Вскоре микроавтобус с красными крестами поравнялся с картошкинским подворьем. Забор вокруг дома оказался весьма низким и ветхим, и Дроботу с переднего сиденья было хорошо видно, что на нем происходит. На скамейке у порога сидели два человека, одного из которых Дробот тотчас узнал. При виде подъехавшей машины знакомый ему гражданин поднял голову. Дроботу показалось, что и его личность опознана. Однако полной уверенности у него не имелось.

– Тот, что справа сидит? – спросил доктор у проводника.

– Точно. Он самый, который смуту сеет…

– Ладно, – отозвался Дробот. – Еще успеем забрать, а пока отправляемся по второму адресу.

– К Соколовым, что ли? – спросил Кузьмич, увидев, что доктор повернулся в его сторону. – Поезжай прямо, потом сразу направо. С этими Соколовыми лихие дела творятся, – продолжал болтать старик. – Мальчонка ихий, вишь ты, с кладбища домой притопал. Весь в земле, а в башке гвозди. Мальчонка помер, а потом явился.

– Брешешь, дед, – лениво процедил один из санитаров.

– Вот тебе крест святой! – побожился Кузьмич. – Самолично видел. Стоит у порога. Мордочка мертвая, глазенки мертвые, а из головки ейной гвоздочки торчат дюймовые. Не верите, сейчас сами увидите.

Минут через пятнадцать микроавтобус подъехал к дому Соколовых. Ехать пришлось медленно, то и дело сигналя, поскольку улица перед домом была запружена зеваками. Наконец машина приблизилась к воротам и остановилась.

– Вы пока оставайтесь здесь, – приказал Дробот санитарам, – а ты, старик, иди вперед, будешь за провожатого.

Сашка и Кузьмич вышли из микроавтобуса. При виде белого халата толпа расступилась. Кузьмич толкнул незапертую калитку, и парочка оказалась в соколовском дворе.

– Вон он, – провожатый указал на ребенка, неподвижно стоявшего перед крыльцом, но сам дальше калитки не двинулся.

Дробот приблизился к мальчику и с любопытством оглядел его.

«Загримирован, – тут же пришло в голову. – Иначе этого просто не может быть».

Ребенок действительно выглядел ужасающе. Лицо его имело сплошной синюшный цвет, глаза выглядели, как белки сваренного вкрутую яйца, рот приоткрыт, и оттуда сочилась вязкая черная жидкость. Но главное было даже не в этом. Из головы, из рук и из ног малютки торчали здоровенные гвозди.

Дробот, преодолевая отвращение, ткнул ребенка пальцем в щеку и тотчас ощутил могильный холод. При этом мальчик даже не пошевелился.

– Ничего себе! – только и смог произнести Сашка.

– Я же говорил! – воскликнул Кузьмич. – А вы не верили…

– Позови санитаров, – приказал Дробот.

Он обошел вокруг ребенка, потом наклонился над ним. От мальчика разило смрадом разложения. Теперь не оставалось никакого сомнения, что перед ним труп. Неясным оказалось и другое: каким образом мертвое тело стояло на земле.

«Привязан, – решил Дробот. – В землю вбиты колья. Мальчик привязан к ним, а сверху это все замаскировано штанишками». Он довольно сильно толкнул ребенка в грудь. Внутри мертвеца что-то отчетливо хлюпнуло. Малютка сдвинулся с места, покачнулся и чуть не упал. Стало ясно: никто его не привязывал. Глаза у Дробота полезли на лоб. Разинув рот, он ошеломленно взирал на труп.

Появились санитары. Дробот указал им на ребенка.

– Видели что-нибудь подобное?

Те некоторое время не могли понять, что доктор узрел такого уж любопытного.

– Ну, гвозди торчат, – равнодушно произнес один из санитаров. – И чего?

– Он – не живой, – пояснил Дробот.

– Не живой? Мертвяк, что ли? Как это могет быть?

– Вот и мне интересно.

Санитары принюхались.

– Воняет, – в один голос произнесли они.

– Я же говорю: труп!

– Хрень какая-то!.. Как же он стоит?

– И я о том же…

Один из санитаров изо всей силы пнул ребенка по мягкому месту. Тот, естественно, упал и покатился по земле.

– Ты бы полегче, Николай, – предостерег Дробот.

– А чего ему сделается, – хохотнул санитар. – Он же мертвый.

В этот миг из дома выскочила старуха в розовой ночной сорочке и рейтузах того же цвета. Седые космы старухи рассыпались по плечам, глаза были безумны, а в руках она сжимала топор.

– Кто посмел обижать моего внучка?! – завопила она. – Ты, сволочь?!

И она кинулась на того санитара, которого Дробот назвал Николаем. Тот едва успел увернуться. Старуха металась по двору, размахивая своим оружием, и если бы вся компания не успела стремглав выскочить на улицу, кому-то точно пришлось бы плохо.

Только здесь Дробот и санитары перевели дух.

– Что делать будем? – произнес Сашка. – Как эту заразу обезвредить?