В пользу такого вывода говорила обстановка монастырской трапезной, главным украшением которой был громоздкий длинный дубовый стол, заставленный блюдами с кровяной колбасой, свиными окороками, толстыми ломтями баранины и оленины, вазами с виноградом, яблоками и тарелками с сыром и овечьей брынзой. Рачительный весёлый аббат не забыл выставить также шеренги старого доброго монастырского вина, созревавшего в огромных буковых бочках в глубоких выложенных плохо обожжённым кирпичом подвалах. Но сейчас он был смущён. Его скромный приход редко выдел столь высокого и могущественного гостя. Полномочия отца Дуарта де Альбано простирались далеко за пределы римской курии. Перед скромными иноками затерянного в горах монастыря, коротавших свой век в беспрестанных молитвах, предстал сам Великий Инквизитор земель Истрии, Карантии, Штирии и Великой Моравии, чью власть не мог ограничить даже германский император.

Да, сеньор де Альбано был инквизитором, имеющим право казнить или миловать любого, кому была уготована незавидная участь – явиться на свет божий. Никто не мог избежать его указующего карающего перста: ни простолюдин, вековечно мыкающийся в болях и нищенских отребьях, ни блистательный аристократ или влиятельный герцог, владевший тысячами акров плодородной земли. Над всеми простёрла свою грозную длань Инквизиция, бдительным оком наблюдавшая за людскими грехопадениями. Ибо слаб человек, и нет веры ему, так как изначально был зачат и рождён он во грехе. И только Святой Папа или сам Господь Бог мог отвратить уже занесённый над головой очередного вероотступника беспощадный меч Святой Инквизиции.

Сопровождаемый карантийским клириком отец де Альбано прошёл в жилое помещение обители и выбрал для себя свободную и самую неудобную келью, чтобы провести в ней короткую ночь, так как завтра рано утром намеривался тронуться в дальнейший путь. Конечной точкой его поездки был свободный город Прессбург, откуда он и намечал начать свою исцелительную миссию.

Оставшись один, отец Дуарт глубоко вздохнул и поставил на столик походный ларец. Открыл его и выставил икону своего покровителя Святого Апостола Иакова, брата Господня. Достал свиток-буллу настоятеля престола Святого Петра, который он получил из рук самого понтифика, поддержал в руках и вновь положил в ларец. Не торопясь, развязал верёвочный пояс и выложил его перед иконой, предварительно коснувшись пальцами всех трёх завязанных на нем узлов-символов веры: Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Святого Духа. Затем, размышляя над чем-то, стащил с себя шерстяную рясу и, оставшись в одной рубашке-власянице, которую снимал лишь в случае крайней необходимости, опустился на колени и принялся горячо молиться. Как всегда, обращение к Богу принесло успокоение.

Он вспоминал, как совсем недавно шёл через анфиладные залы Базилики Святого Петра и дивился обрядовой торжественности её убранства, высоким расписным потолкам, вычурным витым колонам и громадным статуям святых апостолов и самого Спасителя. Разве не проявлена по отношению к нему великая милость самим кардиналом Караффой, ставшим к тому времени Папой Павлом IV? Разве Понтифик, не относя к нему с максимальным отеческим участием, дозволив преклонить колени и облобызать его божественную руку, а затем прикоснуться губами к своей тунике, дав, таким образом, искупление всем предыдущим грехам? А потом состоялся разговор, который отец Дуарт будет помнить всегда:

– Встань, сын мой, тебе ли преклонять колени и просить о прощении? Нам известен твой подвижнический образ жизни равный подвигу святого отшельника, добровольно удалившегося в недоступную пещеру, прочь от соблазнов мира людей. Мы помним твой неустанный труд по разоблачению лукавых маранов и хитроумных мориски, так и не отрешившихся от своей преступной веры. Не менее известны твои свершения по обращению негодных язычников в Новой Испании, которых ты во спасение их проклятых душ сотнями предал очистительной купели огня. Святая Римская церковь в долгу перед тобой.

– Благодарю, Ваше Святейшество, – произнёс отец де Альбано, всё ещё не решаясь подняться с колен и не поднимая головы.

– Встань, встань Дуарт, – снисходительно произнёс Понтифик, возложив руку на выбритую макушку монаха, – готов ли ты продолжить служение Матери Церкви с таким же рвением, как и раньше?

Де Альбано задрожал, чувствуя, как через тонзуру в его голову проникает тепло мягкой ладони кардинала:

– Да, Ваше Святейшество. Прикажите.

– Хорошо, сын мой, садись за стол, так как нам предстоит разговор. Я хочу назначить тебя нашим представителем с полномочиями генерала-инквизитора, в землях к востоку от Триеста вплоть до моравских границ. В этих местах неспокойно. Турки-османы уже стоят на берегах Дуная и намереваются двинуться дальше. Их муллы ведут свои проповеди среди местного населения. Но страшнее другое. Крестьяне и городские ремесленники бунтуют, жалуясь на бедность и прозябание, а синьоры погрязли в чрезмерной роскоши, и эти люди все вместе подвергают сомнению постулаты веры Христовой. Это ересь и богохульство, которое надо искоренить также немилосердно, как и в заморских провинциях Испании. Ты понимаешь меня, Альбано?

– Безусловно, святой отец. Подобные явления как червь разъедают здоровое древо нашей Церкви. В городах распространяются списки с проповедями этого богоотступника Лютера, на тайных собраниях произносятся преступные речи, разлагающие нестойкие умы. Со всеми этими еретиками, называющими себя протестантами, надо поступить также как прежде с катарами и с их лжепроповедниками.

– Именно так, Дуарт. Я рад, что ты хорошо меня понимаешь. Ты отправишься в Прессбург, где трибунал Высокой Инквизиции не справляется со своими обязанностями. Мы надеемся, что твой зоркий взгляд проникнет в самые далёкие уголки Моравии, Бургенланда и других восточных земель. Ибо вера в Спасителя нашего Иисуса Христа не только бессмертна, но и вездесуща. В дорогу возьмёшь вот этот эдикт, мою буллу, чтобы никто не смог подвергнуть сомнению твои права, а также эту святую книгу, где изложены указания нашего предшественника и святого наставника Папы Иннокентия IV. Отправляйся в дорогу с чистым сердцем и искорени в нём всякое колебание, а если есть что-то, что гложет твою душу, то скажи мне.

– У меня нет сомнения, святой отец, но я видел в Новом Свете удивительные вещи: столицу ацтеков, Теночитлан, огромный город, окружённый каналами, с широкими улицами, площадями и величественными зданиями, которых нет ни в Европе, ни в Святой Земле. Я был в том месте, который неверные называют Городом, где люди встречаются с богами. Там стоят невероятные по своей высоте и размерам пирамиды, Луны и Солнца, стены которых покрыты белой и красной штукатуркой, которая расписана изумительными орнаментами и рисунками растений и животных, и неизвестными письменами. Никто из местных не знает, кто их создал. Индейцы говорят, что это подарок богов, которые, построив эти сооружения, навсегда покинули нашу Землю.

Отец де Альбано потупил взгляд, в страхе ожидая решения, которое вынесет Понтифик и, опасаясь, не заслужит ли он своей излишней откровенностью какого-либо порицания.

– Хорошо, очень хорошо, Дуарт, что ты мне об этом рассказал, – успокаивающим тоном произнёс Караффа. – Твоя откровенность говорит о том, что ты честный человек и видел бесовски красивые вещи, которые могли смутить твой разум, но не затронули твою душу. А это – самое главное. Я тоже видел рисунки этого города и пирамид, равных по высоте горам. Братья-иезуиты смогли сделать их прямо на месте и привезли нам. Несомненно, это свидетельство дел самого дьявола. Ведь человек не может создать ничего подобного. Даже местные аборигены признают это. И наша обязанность освободить их и весь христианский мир от соблазна лицезреть это произведение Властелина Тьмы. Все эти годы солдаты монархии и братья-монахи ведут работы, заставляя индейцев уничтожать эти надписи и рисунки, и разрушают постройки. А потом место, где торжествовал свою победу гений Сатаны, будет засыпано землёй. Нельзя вводить в соблазн людские умы. Ведь сказано в Священном Писании: «Умножающий знания, умножает скорби».