– Сам понимаешь, мне не объяснял. Но во время поездки я кое-что слышал. Например, что нам придется охранять особенных магов. Так говорил Кай-Нул.

– Не считай меня мнительным, но орк, да еще и на белом волке, во главе людского отряда, по-моему, выглядит подозрительно.

– Это еще что, – усмехнулся Хассет. – Видел бы ты его татуировку. Я чуть челюсть не уронил, когда заметил на орочьем плече летящего грифона.

Моя челюсть тоже едва не стукнулась об пол. Орк на службе его величества?! Где это видано? Хотя если существуют убийцы, сочиняющие стихи, почему бы не существовать орку, который стережет покой людского короля.

Воин, ставший легендарным целителем.

Убийца, слагающий стихи.

Орк, служащий человеческому королю.

Волшебная подобралась компания. Этот великолепный замок как будто притягивает чудеса, которых уже стало слишком много. Нет, отрежьте мне язык, мы еще не раз помянем Арциса недобрым словом. Очень сомневаюсь, что его интересы останутся в пределах обучения антимагов. Уверен, он придумал для меня еще кое-что. И вряд ли его истинный замысел придется мне по вкусу.

– Может, все-таки я тебе прочту что-нибудь? – спросил Хассет с надеждой. – Хотя бы самое маленькое.

Я с сочувствием посмотрел на него, кивнул. И тотчас услышал грозно-замогильное:

Кровь застыла на кинжале.

Остывает труп в канаве.

В кошеле звенят монеты.

Нету больше человека.

Он вдруг замолчал, насторожился и, накинув покрывало на плечи, отодвинулся от меня подальше. А спустя несколько секунд в комнату ворвались агенты во главе с орком. Последний едва не снес дверь с петель.

– Успели, – на выдохе произнес запыхавшийся Маркус. – Будь ты моим сыном, я бы тебя хорошенько выпорол за такую выходку.

– Ты всегда можешь воспользоваться перстнем.

– Он еще и огрызается! – взвился агент, рассматривая мой ошейник.

– Сдается, спешили мы совершенно зря, – заключил Пронт, с удивлением поглядывая то на меня, то на Хассета. – По-моему, дракой тут и не пахнет.

– Ррыы! – прорычал немногословный серый орк.

– Чем это вы тут занимались? – с подозрением спросил Пронт. На его лице сверкали капли пота. – А?

– Разве непонятно? – удивился Хассет. – Мирились.

– Ну Анхельм! – Маркус погрозил мне пальцем. – Чтоб я тебя больше рядом с ним не видел. Прочь из комнаты!

Я кивнул Хассету и, растолкав агентов, вышел в коридор.

Время блаженства заканчивалось. Вода теряла тепло; с минуты на минуту должны были явиться солдаты, чтобы забрать мой маленький островок спокойствия, и я то и дело прислушивался: а не стучат ли сапоги в коридоре? Пока не стучали.

Из бадьи, установленной посреди моей комнаты, вылезать не хотелось. Черно-желтые иглы кинхасса приятно покалывали кожу; лепестки красной мухоедки липли к телу, высасывая усталость. Благоухающая густая пена билась о древесные стенки и катала на гребнях разноцветные пузыри.

Я с сожалением бросил последний кусочек эльфийского шорка в воду, и пена с тихим шипением поднялась до края бадьи. Как оказалось, эльфы не только были искусными парфюмерами, но и превзошли всех в изготовлении шорка, без которого купание – не купание. Их шорк в мгновенье ока растворялся в воде, пены от него было куда больше, чем от человеческого, а главное – он не щипал глаза. А уж как пах!

Кончиком пальца я подбросил пузырь и дунул на него, направляя к окну. От человеческого шорка, даже самого лучшего, пузырей не бывает, да и пены от него кот наплакал. Не говоря уже о том, что растворяется он долго даже в кипятке.

Я в который раз опрокинул на себя ковш теплой воды. После чего вытащил из мокрых волос несколько колючек кинхасса. Теперь они – разбухшие, разошедшиеся слоями – походили на огромных шмелей.

Восхитительно. Тот, кто советовал после потусторонних путешествий непременно омыться водой с лепестками красной мухоедки и иглами кинхасса, знал в этом толк. Не представляю, восстановилось ли кровообращение, но чувствовал я себя превосходно. Никакой усталости, а силы столько, что кажется, ты способен ударом кулака пробить крепостную стену. Одним словом, как заново родился.

Я прислушался: по коридору топали. Трое или четверо. Солдаты.

Стук шагов оборвался у моей комнаты, в дверь постучали. Придется вылезать.

Я сладко потянулся в бадье и ухватился за ее края.

– Минуту! – крикнул я и покинул островок спокойствия. Наспех вытерся и быстро надел свежую длинную рубашку. – Можете заходить.

Солдаты один за другим вошли в комнату и молча подняли бадью. С кислыми рожами понесли в коридор, расплескивая воду. Один из них словно прочел мои мысли и захлопнул дверь.

Оставшись в одиночестве, я лег на кровать. С грустью посмотрел в окно: еще немного, и на небе начнут вспыхивать звезды. Сорок седьмой день заточения почти закончился.

Сорок семь дней – и ничего. Волшебная железка по-прежнему болтается на шее, Маркус и Пронт все еще считают, что антимаги недостаточно готовы. Да откуда им, агентам его величества, знать о готовности моих учеников?..

Я так и не раскрыл ни одной тайны. Разве что узнал причину дружбы орка и человека: Кай-Нул однажды спас Пронта. Сколько я ни подслушивал агентов, магов, орка и убийцу, сколько ни следил за ними из потустороннего мира, – все тщетно.

Полтора месяца я топчусь на месте, пребываю во мраке неизвестности.

Зачем Арцис Храбрый прислал этот подозрительный отряд?

Для какой цели клеймил колдунов?

И что это вообще за таинственное клеймо, исходящее неизвестной магией?

Тем временем жизнь в замке идет тихая и мирная, разве что подросший тролль немного пошаливает. Дворянин Буверт учит простолюдина Эрика хорошим манерам, убийца Хассет слагает стихи, пытаясь их прочесть хоть кому-нибудь, а серый орк Кай-Нул пьет пиво и курит табак с двумя агентами. Такое ощущение, что за пределами этих стен нет ни коварного Арциса, ни униженных колдунов и некромагов. Нет интриг, алчности и смерти. Ничего.

Я закрыл глаза, погружаясь в привычный морок. Самое время отправляться в путь.

Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

Тьма вновь несла меня своими запутанными и пустынными дорогами.

Купание и вправду помогло. Дух перестал болезненно тянуться к телу. Вернулась легкость потустороннего нырка и прежняя безумная скорость полета. Даже вымышленный обрыв, с которого каждый раз приходилось падать во мрак, сознание творило быстрее и ярче прежнего. Он почти не отличался от реального: травка подрагивала на ветру, вместе со мной в бездну падали мелкие камешки.