По сведениям Санация, старый маршал являлся патриархальным монархистом, банальным патриотом и ревнителем родовых традиций. Смиренно показать такому человеку, что эпикифор сострадариев печется лишь об интересах короны и Пресветлой Покаяны было не столь уж и сложной задачей. Особенно, если при этом поманить соблазном бранной славы, в которой нынешний Гевон пока заметно уступал многим из своих вельможных предков. И это — в шестьдесят с лишком лет.

— Что ж, — сказал эпикифор. — За неимением приглашения придется воспользоваться правом. В вашем кабинете найдется хорошая карта?

— В кабинете военного министра? Иногда бывает.

Эпикифор оставил его иронию без последствий.

— Нам не помешает взглянуть на нее вдвоем, граф, — спокойно предложил он.

— Вы полагаете? — без выражения спросил Гевон.

— Может статься, от этого выиграет империя. Стоит потерпеть друг друга ради этого, как вы думаете?

Гевон ничего не ответил, но слегка поклонился. Слегка но поклонился. Как и ожидалось, рыба пошла на крючок. Ничего другого, собственно, ей и не оставалось.

* * *

Эпикифор тут же пригласил министра ехать в своем экипаже, чтобы начать разговор еще по дороге, а министр не успел быстро придумать убедительного повода для отказа, — возраст, что тут поделаешь.

Усевшись на бархатных подушках, оба еще раз испытующе глянули друг на друга.

Гевон завозился, устраивая поудобнее свою саблю. В тусклых, глубоко запавших глазах маршала мелькнуло выражение некоего любопытства, но на правах приглашенного и формально подчиненного лица разговора он не начинал. Его начал эпикифор.

— Насколько я понимаю, реальной угрозы для государства сейчас нет, — сказал он.

— Возможны набеги горцев южнее Тиртана.

— И все?

— По большому счету — все.

— А в ближайшем будущем?

— На суше усиливается Поммерн.

— А на море?

Гевон пожевал губами.

— На море усиливаются и Альбанис, и Магриб, и все тот же Поммерн. Насколько мне известно, особенно ретиво флот строит именно курфюрст. Не знаю, к чему это приведет на море, но на суше в ближайшие лет пять-шесть он не рискнет на серьезное нападение.

— Вот как? Почему?

— До сих пор Поммерн находился в окружении четырех государств, два из которых к нему враждебны, а одно — ненадежно. Теперь прибавилась еще и угроза со стороны ящеров. Не лучшее время искушать судьбу.

— Понятно. А что будет через десять лет?

— Этого я предсказывать не берусь. Слишком многое зависит от политиков.

Эпикифор тихо рассмеялся.

— Политик здесь я. Попробую продолжить ваш прогноз, если вам не скучно, ваше сиятельство.

— Весь внимание, съер первый министр.

— Ну, ящеров прочно остановили в ущелье всего одним корпусом. Кроме того, вдоль южной границы Поммерна начато строительство линии крепостей. Денег на это не жалеют. Можно предсказать, что через два-три года курфюрст обезопасит себя с юга. Это — во-первых. Во-вторых, Муром традиционно опасается всех соседей, но дружить предпочитает опять-таки с Поммерном, поскольку имеет с ним открытую сухопутную границу. И как только курфюрст сможет противостоять нам на море, посадник постарается стать для него совсем уж задушевным другом. У вас есть какие-нибудь возражения, граф?

Гевон покачал головой.

— Тогда продолжим. Эмираты никогда не были стабильным государством. Более того, грозная эмирская конница эффективна лишь летом, поскольку зимой возникают естественные проблемы с фуражом. Да и нукеры весьма неважные вояки при морозах. Следовательно, при ближайшей междоусобице среди бесчисленного потомства эмира курфюрст волен выбрать любую зиму для нападения на нас, съер маршал. Зима особенно удобна еще и тем, что, прорвавшись, к примеру, через Бауценские ворота, курфюрстенвер может маршировать по замерзшим болотам Огаханга вплоть до самого Ситэ-Ройяля. Вы с чем-то не согласны?

Гевон пожал плечами.

— Сценарий разворачивается так, словно вооруженных сил Пресветлой Покаяны не существует. Между прочим, Бауценские ворота стережет наша Четвертая армия, по численности равная всему, что может собрать курфюрст. Да и прорыв для Поммерна совсем не означает выигрыша всей кампании в целом, поскольку кроме Четвертой армии у нас есть еще три. Не говоря уж о том, что в перспективе мы можем отмобилизовать в пять-шесть раз больше рекрутов, чем Поммерн. А потребуется — так и в семь.

— Можем, — кивнул эпикифор. — Но — пока. А дальше? Прирост населения в Поммерне идет вдвое быстрее, чем у нас.

Маршал поднял брови.

— Разница так велика?

— Увы. Не следует сбрасывать со счетов и вооруженные силы Шевцена и Мурома, потенциальных союзников курфюрста. Добавьте сюда еще вот что. В случае неблагоприятного для нас течения военной кампании перед королевством Альбанис и теми же горцами возникнет соблазн присоединиться к победителям, чтобы урвать что-либо для себя.

Гевон с сомнением качнул головой.

— Прошу прощения, но вы рисуете прямо-таки апокалиптическую картину.

— Я исхожу из того, что в политических прогнозах лучше всего использовать черные краски. Очень больно тогда, когда не сбываются радужные пророчества.

— С этим трудно спорить.

— Рад, что мы постепенно сближаемся.

— До этого еще не близко, ваша люминесценция, — холодно возразил министр.

— Как знать, как знать. Вот вам еще один факт. За последние десять лет производство чугуна в Пресветлой нашей Покаяне увеличилось всего на тринадцать процентов…

— А в Поммерне? — быстро спросил Гевон.

Не выдержал все же.

— Примерно на двести двадцать пять процентов.

— Простите… Я не ослышался? Не на двадцать, а на двести двадцать?

— На двести двадцать пять, — повторил эпикифор. — Причем сведения у меня надежные.

— Кажется, приехали, — меланхолически заявил маршал.

— О чем вы? — не понял эпикифор.

— Обо всем. В частности, о том, что мы прибыли в генеральный штаб.

Дверцы кареты распахнулись.

* * *

В своих владениях маршал держался очень уверенно.

— Полагаю, удобнее всего побеседовать в оперативном отделе, съер премьер-министр, — сказал он.

Эпикифор молча кивнул.

Они поднялись по парадной лестнице, миновали несколько постов охраны и оказались в просторной комнате с окнами, выходящими на бухту Монсазо. Прямо под окнами у пирса стояли все три корабля магрибинской эскадры во главе с огромным линкором. У окон находились столы, за которыми с бумагами и картами работали офицеры. При появлении высокого начальства все поспешно вскочили, одергивая мундиры и застегивая пуговицы.