Уже подъезжая к развилке на аэропорт, приняла решение не возвращаться домой:

– Кто тебя знает, вдруг ты не уехала и ещё там. Я не готова видеть тебя, Диана, прости. Тем более, что у меня есть дело, которое я должна довести до конца, какой бы он ни был. Чёрт побери, я до сих пор не знаю, замешана ты в этом или нет? Я боюсь тебя, себя, и как же прав отец, когда говорил, что нет убийственнее яда, чем человеческие чувства… Тебя даже нет рядом, но я совершенно перестаю соображать, стоит мне только вспомнить… А если учесть, что последнее время я только и делаю, что думаю о тебе, можешь себе представить, в какое желе превратились мои мозги… внутри меня плавится, ворочается, брызжет космическая руда. Меняется порядок молекул, выдавливая воздух, вышибая пробки здравого смысла. Ты отнимаешь у меня страх прикосновений, даря взамен восторг, ликующую свободу и абсолютное неумение жить в законах и правилах…

Ты, наверное, знаешь об этом больше, чем я. И, вполне вероятно, я даже когда-нибудь спрошу у тебя, как вы, ты, Марта… Как вы с таким огромным миром внутри живёте. Но – не сейчас, только не сейчас. Пусть поутихнет, поостынет, подёрнется пеплом, и будет не так удушающе больно…

Поставив байк на стоянку и заплатив за неделю вперёд, глянула на часы: половина шестого утра. Странная ночь. И абсолютно не хочется спать… Бросать здесь байк, конечно, не самая удачная идея… А, ну и пусть.

– Надо как-то объяснить, куда я лечу. А надо ли? Кому, в конце концов, какое дело, чем я занимаюсь? Мне тридцать три года, я ни черта не смыслю в жизни, до этого дня я вообще понятия не имела, кто я: распахнула дверь, а за ней оказались ненасытные чудовища, и захлопнуть её просто так я не умею. Так что идите лесом, дорогие товарищи, стройными шеренгами и далеко-далеко. А я улетаю.

Верлен решительно вошла в здание аэропорта и стала изучать расписание: ближайший самолёт в Мурманск вылетал через три часа. Купила билет в эконом-класс: не стоит светиться в маленьком незнакомом городе, прилетая бизнесом, словно важная персона. Кто их знает, там, на краю земли, вдруг они придирчиво оглядывают каждого чужака, считающегося богатым? Тем более – без багажа, вообще без вещей, в обычной кожанке и джинсах.

Найдя удобное положение на металлическом сидении в зале ожидания, прикрыла глаза и попыталась сосредоточиться на том, что предстояло сделать.

– Сегодня воскресенье. Значит, в школах никого нет. Ну и ладно. Зайду в магазин, куплю себе сменную одежду, найду гостиницу, осмотрюсь. Пойму хоть, что за город, что за люди в нём живут, чем дышат. А с утра займусь обзвоном, может, кто вспомнит такого ученика. Глупо, конечно, лететь так, без подготовки, наобум, но вернуться домой? Ни за что.

Почувствовав шевеление возле себя, подняла ресницы: рядом устраивалась тоненькая девушка, лет двадцати, с тремя серёжками в ухе, очень короткой, взъерошенной, совсем мальчишеской стрижкой, белоголовая, угловатая. Почувствовав на себе взгляд, девушка улыбнулась, сверкнув зелёными молниями из-под прямых тёмных бровей:

– Не возражаете?

Верлен отрицательно покачала головой и снова закрыла глаза: «Красивая… Давно ли ты стала замечать женскую красоту?». Присутствие рядом чужого человека отвлекало, но не вставать же и не уходить, получится демонстративно, не отказала же сразу. Да и как можно сказать, что ты против, если это общий зал ожидания? Кольнуло сожаление: надо было брать вип-зону, там удобные кресла, расстояние друг от друга большое.

Девушка включила плеер и до напряжённого слуха донеслась приглушённая мелодия, вцепилась тоской: «Нет неба, нет солнца без тебя, как брошенный пёс на дороге, душа моя»[25]… Майя вздрогнула: «Не думай, не думай о ней». Всё-таки встала, отошла к окну, наблюдая, как садятся и взлетают самолёты. В зыбкий розоватый рассвет вплетались атласные струи тончайших облаков, выстраивались смутными мостами, свивались свечами цветущих каштанов, ветер шалел от простора, подбрасывая огненные свитки, закутывая в шумящий плащ далёкий город. Полчаса, час, полтора…

Когда объявили регистрацию на рейс, на часах было восемь двадцать. Уже начиная привыкать к тому, что всё внутри – скрученный комок нервов, достала телефон, нажала кнопку:

– Доброе утро.

Шамблен неспешно ответил:

– И тебе доброго. Какие новости?

Верлен переступила, чувствуя в ногах тяжесть бессонной ночи:

– Сначала я хотела узнать у тебя. Собрали досье на своих фигурантов? Неделя прошла.

В трубке послышался стук клавиш:

– Собрать-то собрали. Но ничего такого, что было бы тебе важно. Никто образ жизни не менял, детали личной жизни, привязанности, покупки, передвижения, связи по окружению – ничего такого эпохального. В нашей «Метке» никого из них нет. Но мы внесли теперь, конечно. Копии допросов получили, это несложно. Но там – тоже ничего, за что можно уцепиться. Кое-какие детали в базу закинули, на всякий случай. Если хочешь, переброшу тебе, почитаешь. Но можем и вместе полистать сегодня. Что у тебя там за шум?

Верлен переложила трубку в другую руку, отошла в угол к ребристой стене:

– Анри, я улетаю.

Заместитель вздрогнул:

– Далеко? Так ты что, в аэропорту уже?

Чувствуя себя призраком, сливающимся с ветром, бросила:

– Уже, уже. Я лечу в Мурманск.

Шамблен, простукивая по клавишам коды, скрипнул зубами:

– Значит, ты в аэропорту. А почему я не вижу, что у тебя дома включена сигнализация?

Верлен нахмурилась:

– А почему, интересно, ты должен это видеть?

Поняв, что проговорился, вздохнул:

– Потому что я за тебя отвечаю.

Чувствуя закипающее ледяное бешенство, но ещё сдерживаясь, уточнила:

– Так ты меня водишь, что ли? Следишь за мной? Контролируешь меня?

В голосе Верлен послышалась явная угроза. Но отступать было некуда – поздно, да и незачем – Шамблен был уверен в своей правоте. Отчеканил:

– Я отвечаю за твою безопасность перед господином президентом. Да, у меня есть такое задание.

И, уже мягче:

– Май, отец беспокоится о тебе.

Верлен прикусила щёку, заставив себя сдержаться. Заговорила свистящим шёпотом, помня, что вокруг полно людей:

– Да что ты себе позволяешь? Что вы вообще все себе позволяете? Может, мне нужно тебе докладывать, куда я поехала, с кем встречаюсь, с кем сплю, наконец?

Шамблен отрезал:

– Мне докладывать не нужно, я и так знаю, куда ты ездишь. С кем ты встречаешься, мне неважно до тех пор, пока это не угрожает тебе лично.

Майя зашипела взъярившейся кошкой:

– А как, интересно, ты это определяешь, кто мне угрожает, а кто – нет?