секретарь Сайрус Вэнс предупредил президента Картера, что, если состояние шаха действительно ухудшится, к нему могут обратиться с просьбой разрешить шаху въезд в страну.

В Мексику командировали доктора Бенджамина Кина, руководителя отделения тропических болезней нью-йоркской больницы. Он не нашел у шаха малярии, а предположил, что он болен раком. Доктор Кин сказал, что только в Соединенных Штатах можно и поставить правильный диагноз, и помочь пациенту.

Опытный доктор Кин был прав. За пять лет до этого, еще в 1974 году, врачи обнаружили у шаха лимфому — рак лимфоузлов, но никто об этом не знал. Французские врачи лечили его тайно.

Влиятельный американский банкир Дэвид Рокфеллер и бывший государственный секретарь Генри Киссинджер считали, что давний и надежный союзник имеет право на политическое убежище в Америке. Но президент Картер не хотел впускать шаха в Соединенные Штаты, опасаясь за судьбу американцев, все еще остававшихся в Иране.

Американское посольство в Иране предупредило Вашингтон, что приезд шаха в Соединенные Штаты крайне опасен: «В атмосфере ненависти к шаху и в условиях роста влияния исламского духовенства реакция Ирана будет даже острее, чем она могла быть еще несколько месяцев назад».

19 октября 1979 года президент Картер, как обычно по пятницам, устроил деловой завтрак со своей внешнеполитической командой. За приезд шаха высказались вице-президент Уолтер Мондейл, государственный секретарь Сайрус Вэнс и министр обороны Гарольд Браун. Сопротивлялся только сам Картер.

Руководитель президентской администрации Гамильтон Джордан сказал президенту:

— Если шах умрет в Мексике, представляете, что скажет Генри Киссинджер журналистам? Что сначала вы позволили свергнуть нашего верного союзника, а затем просто его убили.

— К черту Киссинджера! — вспылил Картер. — Я президент этой страны!

«Картер ходил по комнате, — вспоминал вице-президент Уолтер Мондейл, — а мы все уговаривали его впустить в страну шаха. И вдруг он произнес: «А если иранцы возьмут наших людей в посольстве в заложники, что вы мне тогда скажете?» В комнате повисла мертвая тишина».

Когда-то молодой политик Джимми Картер выступил в законодательном собрании штата Джорджия против положения о том, что человек обязан верить в Бога. Очень набожный, сам читающий проповеди, Картер считал, что свобода выбора важнее всего. Вот почему, став президентом, он все-таки разрешил бывшему иранскому шаху приехать в страну, хотя сознавал, что принимает крайне опасное решение. Он не мог отказать больному шаху в медицинской помощи.

«Ни в конституции Соединенных Штатов, — говорил Джимми Картер, — ни в Декларации независимости, ни в Билле о правах, ни в Новом и Ветхом Завете вы не найдете таких слов, как «экономность» или «эффективность». Но вы обнаружите другие слова, такие как честность, чистота, справедливость, свобода, законность, мужество, патриотизм, сострадание, любовь и многие другие, которые говорят о том, каким должен быть человек. Эти же слова относятся к тому, каким должно быть правительство».

20 октября 1979 года посольство Соединенных Штатов в Тегеране получило шифровку из Вашингтона: информируйте иранские власти, что шаху разрешено въехать в Соединенные Штаты. Но разрешение временное — для проведения диагностики и курса лечения. Дипломаты и разведчики были поражены. Они считали, что надо дистанцироваться от шаха, раз уж Вашингтон пытается наладить отношения с революционным режимом.

Временный поверенный в делах посетил премьер-министра Мехди Базаргана и министра иностранных дел Ибрагима Язди, которые считались умеренными политиками. Но и они ответили, что иранцы не верят в мнимую болезнь шаха и воспринимают решение Вашингтона как враждебный иранскому народу шаг.

22 октября на личном самолете Дэвида Рокфеллера шах был доставлен в Нью-Йорк. Через неделю, 1 ноября, в Алжире премьер-министр Мехди Базарган и министр иностранных дел Ибрагим Язди тайно встретились с советником американского президента по национальной безопасности Збигневым Бжезинским. Они хотели обсудить вопрос, как сохранить отношения в этой кризисной ситуации.

Но сохранить встречу в секрете не удалось. Хомейни и окружавшие его исламисты желали полного разрыва отношений с Соединенными Штатами, чтобы в стране не осталось ни одного американца. Они боялись, что американцы, как это произошло в 1953 году, сговорятся с прозападными (как они считали) политиками.

О встрече руководителей правительства с Бжезинским сообщило радио Тегерана. В истерической атмосфере, сложившейся в Иране, это было воспринято как сговор правительства с Соединенными Штатами с целью свергнуть революционное правительство и вернуть шаха к власти. В манифестации протеста по улицам столицы прошли более миллиона человек.

Для Хомейни Соединенные Штаты были главным врагом, и он готов был вести против американцев священную войну во имя ислама. Его враждебность впервые проявилась в октябре 1964 года, когда он произнес перед своим домом в Куме речь против особого статуса, который получали сотрудники американской военной миссии и их семьи. Такие же особые права и иммунитет получили американские военные во время Второй мировой войны в Англии. Но Хомейни ловко использовал эту тему для возбуждения ненависти к американцам. После этой речи, 4 ноября 1964 года, Хомейни выслали из страны. После возвращения в Иран 1 февраля 1979 года он стал называть Америку «большой сатаной». Президентов Египта Анвара Садата и Ирака Саддама Хусейна он именовал слугами американцев.

Почему же американцы сразу не эвакуировали дипломатов из Тегерана? В Вашингтоне и думать об этом не хотели: Иран — такое большое и важное государство, как же можно остаться без посольства в Тегеране?

Через две недели после захвата посольства Хомейни объявил, что негры (афроамериканцы, как их называют в Соединенных Штатах), женщины и не граждане США будут освобождены. В общей сложности иранцы отпустили тринадцать человек. Осталось пятьдесят три заложника. Через полгода отпустили еще одного человека с трагическим диагнозом: рассеянный склероз.

Остальные пятьдесят два человека (в том числе двое женщин и один афроамериканец) провели в неволе четыреста сорок четыре дня.

В руки толпы не попали поверенный в делах Брюс Лэйнген, его помощник и офицер безопасности, которые в момент захвата посольства находились в здании министерства иностранных дел. Там они и остались. Поверенный в делах мог покинуть Иран в любую минуту, но отказался бросить своих коллег.

И еще шестеро американцев в Тегеране избежали участи своих коллег. Сельскохозяйственный атташе Ли Шатц в тот день находился в другом здании. Боб Андерс, который руководил консульским отделом, и две супружеские пары, работавшие под его началом, выскользнули через заднюю дверь, когда в посольство ворвались студенты. Все шестеро нашли убежище в канадском посольстве в Тегеране, но было ясно, что долго они не могут там скрываться. Их надо было как можно быстрее вывезти из страны. Поручили это ЦРУ.

«Я пришел к выводу, — вспоминал сотрудник ЦРУ Антонио Мендес, — что в данном случае надо разработать