трубку, сказать «алё» и записать, что попросят передать? — шутливо небрежно уточнил я.

— Ладно-ладно. Я поняла: справишься, — усмехнулась главбух, и унеслась на совещание.

Отлично! Главное, чтобы совещание пораньше закончилось. Я приму звонок, передам его содержание главбуху, и вот тогда и обращусь с просьбой меня пораньше отпустить. Как бы она мне должна будет, может сработать.

Глава 18

16.03.1971 г. Бухгалтерия механического завода.

Я возился с путёвками в полном одиночестве уже полчаса, когда в кабинете Ирины Викторовны зазвонил телефон.

Первый раз я ответил «Алё», и мужской голос немало напугал абонента на том конце провода. Пришлось долго объяснять, что да, это кабинет главбуха механического завода, вы не ошиблись, набирая номер, главбух на совещании, а я новый сотрудник, поэтому вы меня не знаете. Выяснив всё это на том конце, наконец, попросили к телефону Изольду. Я ответил, что она в плановом. На том конце что-то буркнули и положили трубку.

Во второй раз, во избежание подобных ненужных объяснений, я снял трубку со словами:

— Кабинет главного бухгалтера механического завода. Павел Ивлев. Здравствуйте. Слушаю вас.

— Здравия желаю, Ивлев, — услышал я из трубки зычный бас. — Пригласи к аппарату Эльвиру Домрацкую.

— Она временно не работает… — начал объяснять я.

— Что случилось? — резко прервал меня озабоченный голос.

— С правнучкой сидит. Я её внук. Что передать?

— О, отлично. Передай Эльвире, что Балдин будет проездом у вас в эту пятницу ближе к ночи.

Я лихорадочно записывал. Не догадавшись взять с собой черновиков, я записал информацию карандашом на свободном месте первого попавшегося документа, рассчитывая стереть, когда перепишу себе. Переписал на какой-то клочок бумаги, начал стирать.

К моему ужасу, надпись не стёрлась. Карандаш оказался химическим. Как я мог забыть, что даже не смоченный грифельный след химического карандаша не стирается? В итоге все, что получилось, превратить надпись в большое грязное пятно.

Записку бы для бабушки не потерять, что на клочке написал. Сунул её во внутренний карман пиджака.

К пяти часам ни Изольда с дня рождения, ни главбух с совещания не вернулись. Ключей от кабинета нет. Накладную испоганил. Галка уже ждёт.

Да что ж такое! Откуда столько проблем у простого советского школьника?! Надо предупредить Галю.

У Сатчана в кабинете, наверняка, есть телефон. Я стал рыться у главбуха на столе в поисках телефонного справочника.

Я его нашёл! Не городской со всеми номерами, но всё же. Маленькая книжица размером с четверть обычной тетради из десятка листов, скреплённых одной скрепкой. Там на печатной машинке были перечислены телефоны всех служб завода. Пока листал, удивлялся: листы книжицы были жёлтыми, если не сказать коричневыми. Сколько же ей лет? Пролистал книжицу несколько раз, наконец, нашёл что-то связанное с комсомолом.

— Секретарь комсомольского комитета, — прочёл я вслух. — Ну, точно, Сатчан.

Набрал на дисковом аппарате номер, у нас дома до последнего таким пользовались, пока Москву не перевели на цифровую телефонию. Потом ещё долго он валялся на антресолях.

Только через пять гудков, когда я уже чуть не положил трубку, я услышал на том конце женское алё.

— Галя! Это ты? — обрадованно воскликнул я.

— Да. Кто это?

— Это Павел Ивлев. Я застрял в бухгалтерии. Можешь ко мне подойти?

Она почти тут же пришла. Наверное, прибежала.

— Что случилось? — взволнованно спросила она. — Где ты застрял?

Хорошо, спасателей не вызвала. Но, вообще, такая реакция о многом говорит. Человек она, мягко говоря, отзывчивый.

— Спокойно, спокойно! Ничего не случилось! — громко сказал я, увидев её испуганные глаза. — Главбух на совещании у Шанцева, а у меня ключей нет от кабинета. Не могу же я уйти и оставить его открытым.

— Почему? — не поняла она.

— Ну, может, тут деньги, ценные вещи… — начал перечислять я. — О! Печать организации.

Галя задумалась, а потом села за соседний стол.

— Тогда надо дождаться, — согласилась со мной она.

Мы просидели с ней минут пятнадцать, болтая о работе, о планах на будущее. Вернулась весёлая Изольда явно под шофе.

Мы с Галей пулей сбежали, пока она надевала сапоги. Если что пропадет, у нас алиби — Изольда после нас ушла.

Мы вместе вышли с завода. Галя провела меня на Ленина совершенно по-другому. Оказывается, от небольшой площади перед проходной завода через пустырь шла тропинка прямо к вокзалу. До дизеля ещё часа полтора, мы не спеша шли по Ленина, дружески болтая и улыбаясь. Нам нравилось общество друг друга, и мы не собирались это ни от кого скрывать.

Прошли мимо дома Аркадия и лоб в лоб столкнулись с Юлькой. С нашей Юлькой Вабищевич. Немая сцена. Упс, и что сейчас будет?

— О, Пашка! — воскликнула она. — Привет!

Я пристально наблюдал за ней. В глазах удивление, любопытство, интерес, но не обида. Фух, это самое главное.

— Юльчик, разреши представить тебе мою коллегу Галину, — поспешил я представить девушек друг другу. — Галя, это моя одноклассница, подруга, комсорг класса и просто хороший человек Юля.

— Галия, — вдруг представилась Галя и протянула Юльке руку.

Не понял, какая Галия?

Юлька дружелюбно представилась в ответ, девушки пожали друг другу руки. И мы спокойно разошлись в разные стороны.

— Так ты Галия, а не Галина? — удивлённо спросил я.

— Галия Загитовна Якубова, — ответила она.

— Татарка? — ещё больше удивился я. — Глазки у тебя совсем не татарские.

— Глазки мамины, — кокетливо ответила она.

— А мама у нас кто?

— Украинка.

Татарохохлушка, хмыкнул я про себя, гремучая смесь! Тут по определению должен быть горячий темперамент!

Пока я шёл рядом и пытался представить себе эту крошку в более интимной обстановке, мы подошли к её дому. Расставаться я не спешил, но Гале, похоже, было некомфортно. Я не стал её мучать и попрощался, чмокнув в щёчку.

Проводив её взглядом до подъезда, сделал шаг поворачиваясь и уткнулся в мужика, намеренно вставшего у меня на пути.

— Извините, — сразу попросил я, но, подняв глаза, увидел здоровенного татарина. Он был одет по гражданке, а не в форму пожарного, но и без этого было понятно, кто передо мной. Здравствуй, папа Галии!

— Посмотри на меня и посмотри на себя, — сказал он мне ровным спокойным тоном. — Теперь представь, что я с тобой сделаю, если ты обидишь мою дочь.

—