И когда паренёк убегает, ненадолго оставив их вдвоём, Бастиан касается подбородка Кейко, заставляя её смотреть ему в глаза, и заканчивает фразу:

— Я хочу тебя попросить: верь мне и борись. Я постараюсь тебя отсюда вытащить. В память о брате.

— Найдите того, кто убил Ники, — просит Кейко. И добавляет одними губами, когда Бастиан отводит взгляд: — И меня.

Советник Каро едет домой из Второго круга и думает о Кейко Дарэ Ка. Отцу он не стал ничего рассказывать, сказал только, что девчонка невиновна и версия Канселье — полный бред. Фабьен Каро на это ответил, что Бастиан не иначе как перетрудился и повредился умом, и его жалости больше достойны помойные кошки, а не смазливая косоглазая тварь, угробившая его младшего сына.

Два электромобиля несутся по дороге к Ядру, обгоняя друг друга и слепя дальним светом в зеркала заднего вида. Отцовская машина всё же уходит в отрыв; Бастиан гасит скорость и ведёт свой электромобиль спокойнее.

— Вылетишь с трассы — туда тебе и дорога, упёртый старый хрыч, — ворчит он, глядя на удаляющиеся огни фар впереди.

Странное ощущение не даёт ему покоя. Вроде бы, всё в порядке, все дела улажены. Он лично проводил Кейко в одиночную камеру, убедился, что в ней чисто и на койке лежит комплект постельного белья. При нём же девушке передали бубенчик и кольцо. И прежде чем за Кейко закрылась дверь, она улыбнулась ему и сказала:

— Спасибо, месье Каро. Вы были добры.

Но что-то не так. Бастиан хмурится, трёт переносицу. Предчувствие мечется внутри, и его не поймать, не заставить оформиться в чёткие мысли. Отвлекают огни отцовских фар, мелькающие столбы дорожных ограждений. Советник Каро вспоминает: он уже испытывал подобное. То же чувство владело им перед тем, как он увидел в море ту самую гигантскую рыбину.

— Да к чёртовой же матери! — рычит Бастиан. Притормаживает — и разворачивает машину в обратном направлении.

Через полтора часа он уже долбит кулаком по воротам тюрьмы.

— Советник Бастиан Каро. Срочное дело! — бросает он сонным охранникам. — Мне необходимо сопровождение в блок одиночных камер.

— Не спится же каким-то идиотам, — ворчит в сторону охранник — но Бастиан пропускает его реплику мимо ушей.

Бьётся в узких бетонных коридорах эхо шагов, гремит пульсом в ушах. Моргающий мутный свет под потолком раздражает до тошноты. «Да что с тобой? — пытается взять себя в руки Бастиан. — Посмотри на себя со стороны. Каким тебя видят люди? Вспотевшим, нервным типом, одержимым непонятным порывом? Хорош Советник, нечего добавить».

Заспанный молодой охранник отпирает дверь камеры, включает свет.

— Заключённая, просыпайся! — командует он зычно.

Стоящий за его спиной Бастиан сперва видит тёмные пятна на полу, потом в нос ударяет кислый запах рвоты с примесью железа. И только потом взгляд выхватывает маленькую фигурку, скорчившуюся в углу.

— Пропустите! Кейко!

Три широких шага — и он уже рядом, касается её плеча, переворачивает девушку на спину. Губы, рубашка на груди — в тёмно-коричневых пятнах, глаза полуоткрыты, кожа на горле расцарапана, под ногтями — запёкшаяся кровь. Бастиан переносит Кейко на лежанку, укладывает, ищет пульс на шейной артерии. И не находит. Под ботинком что-то ломко хрустит. Охранник наклоняется, поднимает с пола маленький прозрачный осколок.

— Месье… стекло.

— Сделайте что-нибудь! — от собственного крика звенит в ушах. — Позовите врача!

В камере в считанные секунды становится людно. Бастиана отводят в сторону, что-то говорят. Он не слышит слов. Только тихое звяканье голубого бубенца, вплетённого в чёрные волосы девушки.

«Спасибо, месье Каро. Вы были добры».

Свешивается с койки покрытая синяками правая рука с пластиковым колечком на безымянном пальце. На ладони поблёскивают мелкие осколки. Бастиан видит их, даже когда закрывает глаза.

— Советник! Месье Каро! Вам нехорошо? — доносится до него словно издалека.

— Я в порядке. Пошлите ко мне домой «молнию», что я заночую здесь, — отвечает он.

— Простите, Советник. Не уследили… Виновные будут нака…

— Я виноват в этом. Только я.

Рано утром Бастиан отвозит завёрнутое в белое полотно тело Кейко в крематорий шестого сектора. Дожидается, когда придёт на работу татуированная деваха с рыжими дреддами и пробитыми пирсингом бровями, отзывает её в сторону и просит:

— Я знаю, что её сестра работала с тобой. Если увидишь её, передай мои слова: я искренне сожалею. Я ошибался насчёт Кейко, пытался всё исправить. И не успел.

Он уходит, и взгляд рыжей девицы жжёт ему спину.

Заряда аккумулятора в машине хватает ровно до КПП между Вторым и Третьим кругом. Пока электромобиль заряжается, Бастиан заходит в Собор. Садится на скамью и неподвижно сидит, глядя на статуи Христа и Богоматери.

— Месье, могу ли я вам чем-то помочь?

Служка заглядывает ему в лицо — и отшатывается прочь, натолкнувшись на взгляд Советника Каро. Потерянный, тоскующий взгляд.

Проходит пять дней. Бастиан с удвоенным рвением проверяет вверенные ему объекты, инспектирует склады продовольствия, пищевые комбинаты, пункты распределения продовольствия. Везде одно и то же: руководство старается урвать себе побольше, и в итоге до рядовых работяг доходит в лучшем случае две трети положенного. Советник Каро свирепеет, одного за другим меняет ответственных, по ночам строчит полные сдержанной ярости отчёты. Единственное, что поправляет его истрёпанные нервы — общение с Амелией. В отсутствие матери девочка совершенно одичала. Бегает по дому полуодетая, непричёсанная, няньке в руки не даётся, дерзит бабушке. Дважды Бастиан снимал её с дерева, один раз охрана пропускного пункта сдала ему беглянку, когда та пыталась уйти из Ядра. «Пустите меня! Я к маме иду!» — гневно вопила Амелия, отбиваясь от трёх охранников, когда те передавали её отцу с рук на руки.

Ради дочери Бастиан старался не задерживаться на работе. Вернувшись домой, он сперва отправлялся на её поиски по бесчисленным комнатам и укромным уголкам и, найдя, вёл её с собой обедать. За обедом Амелия рассказывала отцу о проведённом дне, делилась какими-то идеями, ябедничала на слуг. Бастиан слушал, кивал, отвечал — часто невпопад. По вечерам он читал ей книги со сказками, которые дочь исправно таскала из библиотеки на чердаке. Засыпала она в его кабинете, в массивном кресле с потёртыми кожаными подлокотниками. Он бережно переносил её в детскую, укладывал, подтыкая одеяло «гнездом», как любила дочь, и только потом возвращался к своим бумагам.

Газеты сообщали о митингах в Третьем круге. Единичных, слабеньких, но… Странно, но смерть Кейко тронула многих. Писали разное: одни подавали гибель девушки как несчастный случай, другие — как изощрённое убийство. Бастиан бесился, жёг газеты прямо на стеклянном столе, потом заставлял горничных проветривать кабинет и оттирать толстое закопчённое стекло столешницы.