Камышинка прячет лицо в ладонях и прижимается к двери, но, к счастью, чтобы её открыть, надо нажать на ручку, а на это внимания речной дочери не хватает.

– Как же так, – бормочет она. – Так не должно быть… Ты должен был всё забыть и не обращать внимания…

– Не обращать внимания! – фыркает Чача. – Ты это говоришь человеку, которому катышки на одеяле снятся в кошмарах. Нет, безусловно, после встречи с тобой я стал меньше обращать внимания. До того было намного тяжелее. Но я ещё вот что заметил: пока ты рядом, я ни о чём не думаю, но стоит уехать, и через два-три дня вопросы одолевают.

– Как ты вообще можешь оставлять меня так надолго? – возмущается вдруг Камышинка. – Так не должно быть! Тебе должно быть невыносимо и на шаг от меня отойти, и взгляд отвести!

Чача пожимает плечами.

– До встречи с тобой я другому человеку в глаза посмотреть вообще не мог, а ты хочешь, чтобы я взгляд не отводил. Твои чары на таких, как я, не рассчитаны. Ну ладно, что ты теперь-то злишься на меня? Разве у тебя со мной плохая жизнь?

– Ты всё это время знал, а мне даже не обмолвился, – упрекает его Камышинка.

– Ну я так рассудил, если б ты хотела мне что-то о себе рассказать, так рассказала бы. Что я буду тебя тормошить? Ты меня тоже не особо расспрашивала, как мне жилось до тебя. Камышик, – Чача протягивает к ней руку в подзывающем жесте. – Ну иди сюда, что ты там жмёшься, как будто я тебя могу обидеть?

Камышинка оставляет дверь в покое и подходит, с трудом умостившись на жёстком стуле.

– В чём дело-то? – снова спрашивает Чача. – Ты двоих родила и не заметила, а сейчас-то что?

– То были мальчики, – поясняю я, когда становится ясно, что Камышинка не собирается отвечать. – А вот девочка не будет похожа на человека. Она станет новой речной дочерью.

Чача хмурится, и Камышинка обхватывает руками живот, как будто не хочет, чтобы он смотрел.

– Это, значит, она тоже одной сырой рыбой будет питаться? – спрашивает Чача. – Надо ещё рыбака нанять?

– Не надо, – шепчет Камышинка, мотая головой. – Надо будет её выпустить в реку. Она сама себе пропитание найдёт.

– Что, прямо новорожденную? – ужасается Чача. – Давай хоть сначала, я не знаю, в аквариум?

– Покажите ему, – еле слышно шелестит Камышинка и снова прячет лицо в руках.

Я послушно открываю снимок со сканера и предъявляю Чаче. Теперь, когда первый шок прошёл, я понимаю, что то, что я приняла за крылья, на самом деле плавники, растущие у девочки на руках, ногах и… хвосте?.. Стараясь не утонуть в этом осознании, я объясняю Чаче, каким образом получен снимок, хотя он не очень-то слушает.

– Я так понимаю, – бормочу я для фона, – что человеческую форму девочка научится принимать ко взрослому возрасту.

– Так это что же, – наконец включается Чача, и я чувствую, как на соседнем стуле Камышинка вздрагивает, – она так и будет в реке жить дюжину лет? Она меня потом и не узнает.

Камышинка хлопает ртом уже совсем по-рыбьи. Что-то мне подсказывает, что узнавание молодой речной дочерью её невольного отца – это проблема, о которой Камышинка задумывалась в последнюю очередь.

– Она… будет кусаться, – наконец отвечает Камышинка. – Вещи портить…

– Мгм, – Чача принимается теребить подбородок, погрузившись в раздумья, – Может, ей отдельный дом построить? С прудом. – И, когда Камышинка не выказывает энтузиазма, добавляет: – Нет, ну а как она зимой в реке одна?

–Давайте, – говорю, – вопрос её проживания решим чуть позже. Меня сейчас волнует другое. Роды речной дочери сопряжены с определённой опасностью, и мне не хотелось бы рисковать. Нам лучше не дожидаться естественных родов, а вмешаться оперативно. И это надо делать как можно скорее, потому что срок поджимает.

Чача смотрит на меня таким взглядом, каким он обычно изучает выданный Азаматом список дел, а потом начинает отрывать от себя трубки и датчики.

– Ку-уда! – Я хватаю его за руки, но поздно.

– Я здоров, – решительно заявляет он и спускает ноги с кровати. – Камышик умеет меня лечить. Я мальчишек обоих принимал у неё, и дочку приму. Сам же хотел, – добавляет он, немного стушевавшись.

– Не думаю, что это хорошая идея, – заявляю я. Приходится поподробнее объяснить Чаче, что такое кесарево сечение.

– Но ей же будет больно! – ужасается Чача.

– Мне в любом случае будет больно, – замечает Камышинка.

А я начинаю соображать, что с учётом небелковой природы речных дочерей давать ей человеческое обезболивающее нельзя. В лучшем случае бессмысленно, в худшем – опасно. Будь у нас больше времени, можно было бы поэкспериментировать на образцах тканей, но увы, Камышинка сама сказала, что ей осталась пара дней.

– Не знаете ли вы какого-нибудь вещества, которое могло бы притупить боль? – спрашиваю её. – Может, травы или минералы какие-то?..

Но она мотает головой.

– Мы никогда не искали, – говорит она глухо. – Что толку, всё равно не переживёшь…

– “Мы” – это кто? – внезапно становится интересно мне. – Вы знаете других речных дочерей?

Камышинка странно на меня смотрит, как будто я спросила о чём-то очевидном.

– Знаю, но… они не здесь. Домой пути нет. Там всё иначе…

Я начинаю соображать, что это за такой загадочный “домой”, но тут моя мысль сворачивает в другую сторону. Если Камышинка устроена похоже на хозяев леса, то ей может подойти обезболивающее, которое подходит им. Таких исследований мы не проводили, но вдруг сами хозяева леса что-то придумали?.. Хотя, конечно, развлекаться подобными штуками без Ирлика или хотя бы Умукха на подхвате мне не очень-то хочется.

– Давайте так, – решаю я. – Операцию проведём завтра. Вы можете оба переночевать в палате, чтобы Камышинку не конвоировать туда-сюда. Я сейчас Чачу переведу, у нас есть свободные. А я пока попробую выяснить насчёт обезболивания.

Поскольку супруги не возражают, я отвожу их в свободную палату и помогаю устроиться, а потом отзваниваюсь Азамату рассказать, к чему мы пришли.

– Ну хвала богам, всё разрешилось! – восклицает он. – Я как эти легенды прочитал, места себе не нахожу. Не представляю, как Чача это пережил бы.

– Ещё не разрешилось, – поправляю я. – Позови-ка ты на ужин Хоса, у меня есть к нему пара вопросов.

Хос выслушивает меня два раза, прежде чем понимает, чего я хочу. Это не вдохновляет – если он не знает ничего об анестезии, то, скорее всего, и средств для этого никаких не знает.

– Ты никогда не слышал о речных дочерях? – спрашивает Азамат, пока Хос молча гипнотизирует взглядом тарелку.

– Не-а, – буркает тот. – Вообще понятия не имею о таких. Как они хоть выглядят?

Я показываю ему всё тот же снимок. Хос изучает неведому зверушку в абсолютном недоумении.