Хозяин оглядел меня с ног до головы и задумчиво произнес:

– Мне бы не хотелось совращать несовершеннолетнюю девушку.Думаю, Виктор бы этого не одобрил.

– А как он об этом узнает? – неожиданно спросила я ипокраснела до кончиков ушей.

Игорь Николаевич выпучил и без того большие глаза и сновазакашлялся. Постучав его по спине, я положила руки на его огромные плечи исказала как-то по-матерински:

– Поосторожнее. Вы опять поперхнулись. Кофе надо питьспокойно. Не буду вам мешать. Просто я подумала, что есть вещи, о которыхВиктору необязательно знать.

Я пошла к выходу походкой заправской манекенщицы.

– Женя, – неожиданно окликнул меня хозяин. Я резкоостановилась и посмотрела на него взглядом преданной собачонки.

– Скажи, сколько тебе лет?

– Семнадцать, – не задумываясь, сказала я.

– Господи, я, наверное, просто отстал от времени. Неужелисейчас все молоденькие девушки так развиты?

– Акселерация, – пожала я плечами и вышла.

По коридору шел Олег. Он шел в противоположном направлении,к выходу на улицу, и, конечно же, никак не мог меня видеть. Боясь, что он можетобернуться, я не стала испытывать судьбу в очередной раз и вновь вошла вбиблиотеку. Закрыв дверь, я навалилась на нее всем телом и, не обращая на ИгоряНиколаевича внимания, достала платок, вытерла выступивший на лбу пот. Хозяинпосмотрел на меня словно на привидение. Наверное, в его доме никогда не былотакой наглой прислуги, как я. Посмотрев на хозяина растерянным взглядом, япрошептала:

– Гребаный ротвейлер. Он мне даже по ночам теперь будетсниться.

– Где ротвейлер?

– Да там, на улице…

– Если он на улице, чего ты его боишься?

– Не знаю, прямо наваждение какое-то. Меня вообще собаки нелюбят, а этот, если увидит, бросится сразу.

– Да я же говорил, он в дом вообще не заходит.

– Вы меня не обманываете? Просто мне показалось, что он толькочто гулял по коридору.

– Тебе показалось. Этого не может быть. Ты же сама говорила,что у тебя собакобоязнь. Вот ты и потеряла рассудок.

– Скорее всего, так.

Я приоткрыла дверь и выглянула в щелку. Увидев, что коридорпуст, я улыбнулась и подмигнула Игорю Николаевичу:

– Проскочу от греха подальше!

Вернувшись на кухню, я поставила поднос в раковину с грязнойпосудой и, засучив рукава, принялась мыть тарелки. Повариха многозначительнопоглядывала на меня, но я делала вид, что не замечаю этого, и напевала себе поднос какую-то незатейливую песенку о любви и думала о Викторе, пытаясьпредставить его на сцене. Интересно, что он читал при поступлении в институт?Наверное, монолог Раскольникова из «Преступления и наказания». Очень емуподходит. И еще. Почему человек, окончивший театральный институт, подался вкриминальные круги? Потому, что там больше платят? Я представила его бледноелицо, застывшие в глазах слезы – весь его жалкий облик и себя, сидящую накорточках рядом с ним. Мне стало жалко своих чувств, пережитых в тунезабываемую ночь. Думала я о Роберте. Мне всегда хотелось отнестись к нему какк брату, но я не могла. Не могла оттого, что в нем текла кровь его отца.

Неожиданно на кухне появился хозяин. Повариха встала каквкопанная, боясь пошевелиться.

– Женя, в коридоре никого нет, – со странной интонациейсказал он.

– Слава богу, – с трудом выдохнула я.

– Я наказал охраннику не спускать Атоса с цепи.

– Спасибо огромное.

Немного помолчав, хозяин сказал уже более официально:

– Зайди в библиотеку и забери чашку из-под кофе. Она мнемешает.

– Да, конечно, – кивнула я и проводила удаляющегося хозяинаиспуганным взглядом. Как только за ним закрылась дверь, я вытерла мокрые руки иглубоко вздохнула.

Повариха не могла прийти в себя:

– Господи, и откуда он взялся? Он сюда отродясь не заходил.

– Как, вообще не заходил?

– Ну, очень редко. В основном вечером, когда уже никого нет.То рюмку возьмет, то стакан. И странный он какой-то. Что ты успела с нимсделать?

– Ничего я не делала. Просто отнесла ему кофе.

– Видать, кофе как-то по-особенному отнесла.

– Мне не хочется обсуждать эту тему. И вообще, я сюда не сулицы пришла. Мой родственник, между прочим, не последний человек, ИгорьНиколаевич его очень уважает. Хочет сделать его своим преемником. Вот так, –выпалила я.

В коридоре я столкнулась с домработницей, но не обратила нанее никакого внимания. Забрав в библиотеке чашку, хотела сразу уйти, но меняостановил резкий голос Игоря Николаевича:

– Куда ты торопишься? Сядь.

Игорь Николаевич закурил свою трубку и совсем неожиданносказал:

– Расплети свои глупые косички.

– Что? – не поверила я своим ушам.

– Я же, по-моему, ясно сказал: расплети свои косы.

– Зачем?

– Ты задаешь слишком много вопросов.

Поняв, что меня приперли к стене, я распустила волосы ииспуганно посмотрела на хозяина.

– Так намного лучше, – спокойно сказал он. – Выглядишь тыстарше и уж на семнадцатилетнюю девушку никак не тянешь.

Он разглядывал меня придирчивым взглядом, словно я нааукционе породистых скакунов. Земля ушла из-под моих ног, в глазах потемнело.

– Сейчас тебе года двадцать три можно дать, не меньше.Странная нынче молодежь пошла…

– Мне семнадцать лет, – глухо сказала я и заерзала на стуле.

– Никто и не спорит. Я просто сказал, что ты выглядишьнамного старше своего возраста.

– К чему вы клоните? – настороженно спросила я, моля бога,чтобы этот человек не узнал во мне ту маленькую, серенькую девчушку, которую онвидел в доме у адвоката.

– Я говорю это к тому, что сегодня вечером я еду в казино ихочу взять тебя с собой.

– Вы хотите взять с собой в казино прислугу? – опешила я.