ей; кто-кто, но эта женщина давно научилась отличать взлет звезды от падения огарка. Гойе – ничтожество. Но кто знает, в этом хаосе порой всплывает самое легковесное. В свое время чудесным образом всплыл Баррас, а вслед за ним и она, несчастная вдова Мари-Роз Богарне. Так что все может быть. И Жозефина продолжала мило улыбаться…

Когда к Гойе подошел стройный гвардеец, Жозефина была увлечена своим веером. Заказанный у знаменитого Беластье, этот несносный вееришка уже в который раз подводил – того гляди, рассыплется. Что ж, придется заказывать новый, у Жодэ.

– Мадам, приятная новость, – наклонился к ней Гойе. – Получена важная депеша: Бонапарт во Франции!

– Как? Где он?! – Жозефина побледнела.

– Вчера высадился во Фрежюсе. – Два-три дня – и он будет в Париже…

Перед глазами взволнованной женщины все поплыло.

– Я отправляюсь ему навстречу, – встала она. – Думаю, мужу будет чрезвычайно приятно, если ему сообщат, что это известие я получила, будучи в столь высоком обществе…

Последнюю фразу Жозефина произнесла уже на ходу. Карету! Сейчас каждая минута дорога. Если Бонапарта встретит его корсиканская семейка, все пропало. Эти расскажут ему даже то, чего не было на самом деле. Они ненавидят ее больше, чем английского короля! В дорогу! Немедленно ехать навстречу мужу. Только она сама сможет все ему объяснить – и как скучала, и как ждала. И конечно, как беззаветно его любит! Ее ласкам позавидует индийский раджа… У Бонапарта такая хрупкая душа… Он растает в жарких объятиях любящей супруги…

Выезжать в ночь не имело смысла. В путь тронулись чуть свет следующего дня. Карета ехала в Лион. Дорога на Фрежюс только через Лион, не разъехаться. Его необходимо встретить первой! Рядом в забрызганной карете тряслась Гортензия, ее дочь.

Из воспоминаний Гортензии Богарне:

«Генерал Бонапарт высадился во Фрежюсе в момент, когда никто его не ожидал. Его встретили с энтузиазмом, горожане ринулись к фрегату, поднялись на борт, и толпа заполнила корабль, не думая об установлениях карантина. Франция той эпохи была несчастна и раскрыла свои объятия тому, кто мог ее спасти. К нему были обращены все надежды. Я выехала с матерью, чтобы встретить его. Мы пересекли Францию и в каждом городе, в каждой деревне видели триумфальные арки, воздвигнутые в честь его прибытия. Когда мы меняли лошадей, толпа окружала нашу карету, и люди спрашивали, действительно ли прибыл спаситель, – вся страна тогда называла его так. Потеря Италии, нищета народа считались результатом правления бессильной и малоумной Директории, и в возвращении Бонапарта французы видели божью милость».

Уже при въезде в Лион Жозефина почувствовала что-то неладное. Город выглядел каким-то похмельным. Всюду сновали дворники с метлами, торопясь навести порядок на тротуарах; с портиков домов рабочие снимали развешанные накануне национальные флаги, цветы, фонари и праздничные плакаты, чествовавшие генерала Бонапарта. Сердце словно сжали тиски: неужели опоздала?

– Скажите, мсье, – спросила, высунув голову из кареты, Жозефина, – где увидеть генерала Бонапарта?

– Вряд ли вам это удастся, мадам, – усмехнулся тот. – Он проехал здесь два дня назад…

– Не может быть! – воскликнула женщина. – Мы едем из Парижа, и не могли его не заметить. Ведь дорога одна…

– Ошибаетесь, мадам. Дороги две. Вы приехали через Бургундию, а он уехал через Бурбоннэ…

– Гони! – крикнула Жозефина кучеру. – По дороге на Бурбоннэ. Мы должны его догнать, Пьер…

Старик Пьер был опытным кучером. За его согбенными плечами остались тысячи лье европейских дорог. Чтобы столько проехать, как он знал, следовало соблюдать кое-какие правила. Одно из них гласило: если не хочешь загнать лошадь – никогда не пускайся в погоню; если все же пустился – смени лошадей на ближайшей станции дилижансов. Знал он и другое правило: пускаться в погоню может лишь всадник; все остальное – бесполезная трата времени. В отличие от хозяйки, кучеру Пьеру было прекрасно известно, чем все закончится.

– Ну же, гони! – покрикивала из кареты госпожа.

– Слушаюсь, мадам, – сказал кучер, отметив про себя, что неплохо бы сменить лошадей у первой же заставы, где, как ему было известно, находился постоялый двор…

Позже Наполеон признается: «Я никогда не видел такого одушевления, какое обнаружил французский народ при моей высадке во Фрежюсе. Все говорили мне, что сама судьба привела меня во Францию, и в конце концов я сам тому поверил».

Вера в свое предназначение – половина дела.

* * *

Жозефина, конечно же, опоздала. И расплата не заставила себя долго ждать. Сначала ее остановила бессовестная консьержка Колетт, которая, потупив глаза, сообщила, что госпожу запрещено пускать в дом. Какая наглость! Будто этот дом не был их домом! Но думать о чем-то уже не было сил. Из глаз хлынули слезы.

– Мишель? – посмотрела она на пожилого привратника, топтавшегося рядом.

Тот замешкался. Слишком многим был обязан старик Мишель госпоже, чтобы сейчас не помочь ей. И он распахнул ворота.

– Прошу, мадам…

Когда Жозефина ворвалась в дом, все вокруг ожило: засуетились, зажигая в канделябрах дополнительные свечи, слуги; верные служанки нашептывали последние новости:

– Они все были здесь… И мсье Жозеф, и мадам Бонапарт, мать… Сам хозяин заперся в своей комнате, просил никого не пускать… Был очень расстроен, что вас не оказалось дома… Все очень сожалеют, мадам…

Вот и дверь. Всего лишь дверь, разделявшая Ее от Него. Это деревянное полотно – словно лезвие ножа между двумя половинками целого. Ах, как не хотелось бы об этом думать. Нет, она не позволит, чтобы какая-то дверь разрушила их брак! А как дети? И что делать с двухмиллионным кредитом, который однажды нужно будет возвращать? Мысль о деньгах подтолкнула ее вплотную к дверям.

– Наполеоне… Наполеоне, дорогой, – тихо постучала она в дверь. – Это я, твоя Жозефина. Открой, пожалуйста, я все объясню…

Он прекрасно знал, кто там скребется за дверью. Самым лучшим для обоих было бы сейчас ей отсюда уйти. И без того тяжело. Хотя… Хотя без нее будет тяжелее вдвойне. Да что вдвойне – в сотни раз! Ведь он любит ее, любит! Но как быть со всеми этими кудрявыми негодяями, с которыми, пока он воевал, его женушка проводила время? Весело, надо сказать, не скучала. Нет-нет, развод! Только развод восстановит потерянное душевное равновесие и обычную беспристрастность…

– Наполеоне, милый… – слышалось из-за двери. – Открой, пожалуйста, я люблю тебя…

Похоже, эта женщина решила разорвать его сердце на части. Еще немного – и она сведет его в могилу. Слышать рыдания, которые теперь доносились откуда-то снизу, просто не было сил. Неужели лежит перед дверью? Сумасшедшая! Пойти и открыть? Как просто – поворот ключа – и она в его объятиях! Жозефина… А